Классициум

– Преклонение? Восхищение? – уточнил Клерфэ.

– Да, – кивнул марсианин. – Она – идеальный кормчий. Есть старая легенда, где говорится о том, что если корабль находил своего кормчего, он мог не только катиться по земле, но и летать в небесах.

Лилиан засмеялась и обняла Иммерту:

– Я рада, что вы не сердитесь.

Марсианин улыбнулся и ничего не ответил.

Каждый круг был лишь немногим больше трех километров. Но трасса проходила по улицам Алюминиум-Сити, как раз по центру города, обегала гавань, шла по холму, на котором стояло казино, и сворачивала обратно. Во многих местах ширины шоссе еле хватало для обгона, дорога почти сплошь состояла из виражей, двойных виражей, поворотов в форме шпильки и поворотов под острым углом. Надо было проехать сто таких кругов – свыше трехсот километров, а это значило, что водитель корабля должен десятки тысяч раз переключать скорости, растопыривая пальцы на твердых лепестках штурвала, тормозить, трогаться с места, снова переключать скорости, тормозить и снова трогаться.

– Настоящая карусель, – смеясь, сказала Лилиан Клерфэ. – Хуже, чем гонка в каналах под дождем. Там, по крайней мере, мы всё время двигались по прямой или по широкой дуге.

Тренер что-то крикнул.

– Уже начинается, – сказал Клерфэ.

Он помог Лилиан застегнуть у горла белый комбинезон. Затем вынул из кармана кусочек дерева и похлопал им сперва по машине, а потом себя по руке.

– Готово? – крикнул тренер.

– Готово.

Лилиан поцеловала Клерфэ. Он выполнил все обряды, положенные по ритуалу. Клерфэ сделал вид, что плюнул на корабль Лилиан, имени которого она ему так и не открыла, и на ее комбинезон от Диора, пробормотал заклятие, созданное будто бы еще марсианами, потом протянул руку с двумя растопыренными пальцами по направлению к шоссе и к навесам, где находились другие машины, – это было ettatore, специальное заклинание против дурного глаза. Клерфэ пошел к выходу. Лилиан смотрела ему вслед. Он торопился занять свое место на трибунах и поэтому почти бежал.

«Вот кто был рожден для этой карусели», – с любовью подумала она.

Стартовали все двадцать машин. В первом круге Лилиан оказалась восьмой; ее место на старте было не очень удачным, и она на секунду замешкалась. Теперь она шла впритык за Микотти; Лилиан знала, что тот будет рваться к победе. Фриджерио, Иммерту и Саккетти шли впереди них; Иммерту лидировал.

Во время четвертого круга на прямой, которая подымалась к казино, Иммерту, выжимая из мотора всё, что было возможно, промчался мимо Саккетти. Лилиан повисла на его задних колесах, он тоже перенапряг двигатель корабля и обогнал Саккетти только перед самым входом в тоннель. Выйдя из него, Лилиан увидела дым, вырывающийся из трюма корабля Иммерту. Марсианин снизил скорость. Лилиан обошла его и начала нагонять Монти. Она знала каждый метр дороги. Гонки проходили по городу, и поэтому тренироваться было почти невозможно – только во время самых гонок перекрывали уличное движение. Тренировка сводилась главным образом к тому, что гонщики объезжали дистанцию и запоминали, где им придется переключать скорости. Лилиан объехала ее не меньше ста раз и теперь, как ей казалось, могла бы править кораблем с закрытыми глазами.

Монти она настигла через три круга на одном из крутых виражей около газгольдера и, как терьер, повисла на его задних колесах. «Еще девяносто два круга и семнадцать противников», – подумала Лилиан, увидев у трибун чей-то корабль рядом с кораблем Иммерту. На корме были видны разводы свежей сажи. Тренер просигнализировал ей, чтобы она до поры до времени не рвалась вперед. Видимо, Фриджерио и Саккетти, которые терпеть не могли друг друга, вступили в борьбу между собой, пожертвовав интересами фирмы; это нарушило весь порядок в команде, и теперь тренер хотел попридержать в резерве Лилиан и Мейера III на тот случай, если лидеры загубят свои машины.