Классная для полковника (СИ)

На стенах в лаконичных черных рамках висят портреты писателей и поэтов. Я окидываю их взглядом, и привычные изображения Пушкина, Лермонтова, Гоголя и других, вселяют в меня ощущение спокойствия. Я привыкла сталкиваться с недоверием родителей, которые считают, что я слишком молода, поэтому меня это давно не ранит.

Если бы Анна Сергеевна так внезапно не решилась уйти на пенсию, то классное руководство выпускников обошло бы меня стороной, но все сложилось именно так, а не иначе, а значит мне придется как следует подготовиться.

Дверь снова открывается, и я поворачиваюсь на звук.

— Ангелина Андреевна, — заглядывает ко мне завуч по воспитательной работе. — Планерка через пятнадцать минут. Мария Сергеевна решила ее перенести.

— Спасибо, Виктор Степанович, — киваю я. — Сейчас подойду.

Завуч скрывается за дверью, а я снова окидываю взглядом класс и портреты на стене. Надеюсь этот год пройдет удачно.

— Доброе утро, ребята, — широко улыбаюсь я, сидящим передо мной ученикам. — Вот вы и выпускники.

Праздничная линейка уже закончилась, и весь мой 11Б в полном составе сидит за партами. А я стою перид ними, едва удерживаясь от желания вытереть вспотевшие ладони о юбку.

— Этот год будет для вас непростым, — продолжаю я, окидывая взглядом класс. — Вам придется много учиться, заниматься дома и готовиться к поступлению в вузы. Я надеюсь, что все вы настроены серьезно и решительно.

Нестройный хор одобрительного бормотания служит мне ответом.

— Хочу отметить, что если у вас возникнут какие-то сложности и проблемы, вы всегда можете обратиться ко мне.

— Ангелина Андреевна, — раздается бас с задней парты. — А с физруком можете перетереть чтобы «пять» в году было?

Класс наполняется смешками.

— С физруком, Краснов, ты и без меня отлично, как ты это говоришь, перетрешь, — улыбаюсь я. — Потому что весь прошлый год ты чаще бывал в спортивном зале, чем на моих уроках.

Володя Краснов — главный хулиган класса — одобрительно хмыкает.

Кажется, они меня проверяют — как далеко могут зайти и какой реакции от меня следует ожидать. Анна Сергеевна славилась своим жестким нравом и полным непринятием странноватого чувства юмора подростков, за что ученики ее называли «гестапо». И, если честно, порой я была склонна с ними согласиться, потому что учителям от пожилой коллеги тоже частенько попадало.

— Продолжим, — окидываю я взглядом класс. — У меня для вас одно небольшое объявление. К нам присоединился новый ученик — Михельсон Михаил. Миша, встань, пожалуйста, — нахожу взглядом подростка, который сидит в среднем ряду на четвёртой парте.

Парень выглядит неприветливо. Его русые волосы, такого же оттенка как у отца небрежно взлохмачены, а серые глаза, доставшиеся парню, скорее всего от матери, гневно сверкают.

— Миша, скажешь пару слов о себе?

— Вы уже все сказали, — скрещивает он руки на груди. — Мне нечего добавить.

— Михельсон… — доносится задумчивый голос Вовы с задней парты. — Еврей что ли?

— А ты фашист что ли? — поворачивается к нему Миша.

— Э-э-э, а че такого я спросил? — тушуется Краснов.

— Херню, — сквозь зубы цедит Миша и садится на свое место.

Я вспоминаю свой разговор с его отцом и раздумываю как поступить всего пару секунд.

— Вова, это прозвучало грубо и некорректно, — назидательно произношу я.

— Да, блин, ну а че такого-то? — обиженно тянет парень. — И спросить-то ничего нельзя. А вы сразу за новенького впрягаетесь!

— Не за новенького, а всего лишь хочу, чтобы ты своими неосторожными высказываниями не создал себе же проблем. —

Вова бросает на меня неодобрительный взгляд, но дискуссию не продолжает. А я стискиваю кулаки. Сложно добиться авторитета у подростков, когда они младше тебя всего-то на десять лет. Придется изрядно потрудиться.

Я перевожу взгляд на Мишу и обнаруживаю, что в его ушах уже торчат беспроводные наушники, а сам парень уткнулся носом в телефон.

— Миша, телефоном пользоваться запрещено, — как можно жестче произношу я. — И убери, пожалуйста, наушники.

Парень поднимает на меня равнодушный взгляд и тут же опускает обратно в телефон. Кажется, его отец был прав, и мальчик создаст нам проблемы. Но я вспоминаю причину его протеста и проникаюсь жалостью к ребенку. А если вспомнить его отца, то вряд ли Мише живётся с ним так уж просто. Мне хватило буквально десяти минут общения с Иосифом Михельсоном, чтобы понять насколько он властный и какой сложный у него характер.

— Слышь, пацан, ты слышал, что классуха сказала, — раздается громкий шепот Краснова. — Убери трубу.

— Пошел ты, — огрызается Миша.

— Да ты часом не дурак? — поднимается крупная фигура Вовы с задней парты.

— Вова, прекрати, — повышаю я голос. — Сядь немедленно на место.

Ну Вова меня словно не слышит и продолжает возвышаться над Мишей. Миша медленно, словно лениво, разворачивается к Краснову, также медленно поднимается со стула и, неожиданно, со всего маху бьет его прямо в нос. Со всех сторон раздаются крики и громкие визги девочек.