Классная любовь

– Да провались она… – задушенно проронил он, а потом развернулся к однокласснице и, облизнув сухие губы, спросил: – Ты меня презираешь?

– Надя только хотела сказать, что твоя мать пришла к директору. Вот и все, – ушла от ответа Люда.

– Да?! – вскочил с горки Сеймур. – А что она там несла насчет того, что все про меня знает?

Люда пожала плечами.

– Что она вам еще сказала? – Исмаилов приблизил свое лицо к Людиному, ладони его сжались в кулаки, и девочке показалось, что сейчас он влепит пощечину и ей. Она зажмурилась и пробормотала:

– Ничего она не говорила. Она только плакала.

Сеймур отодвинулся от нее, тяжело вздохнул и обхватил голову руками.

– Ну… не хотел я… – взвыл он. – Можешь ты мне поверить? Я извинюсь… Просто она сказала про мать, и я подумал, что она действительно все знает…

– Да что такое ужасное с тобой произошло, что и знать никому нельзя? – рассердилась наконец Люда. – Что ты нагнетаешь атмосферу? Может, все вовсе и не так страшно, как ты тут изображаешь? Внимание к себе привлечь хочешь, да?

– Дура! – крикнул Сеймур.

– Ну и ладно! – Люда встала с горки. – Ну и оставайся тут один, самый умный! Больно надо мне с тобой возиться!

Она говорила ему совсем не то, что думала и чувствовала. Ей очень хотелось с ним возиться. Хотелось обнять Сеймура, гладить, как маленького, по волосам и говорить всякие глупые утешительные слова… И даже поцеловать в бледные щеки, чтобы поскорей растаяли осколки зеркала тролля.

Но оказалось, что выбранная ею тактика была единственно правильной.

– Подожди. – Исмаилов схватил ее за руку. – Я скажу… А то ты непонятно что обо мне думаешь…

Люда ничего не ответила. Сеймур усадил ее обратно на горку, сел рядом, немного помолчал, видимо собираясь с силами, и спросил:

– Ты знаешь, какая у Элеоноры фамилия?

– Вроде бы… Михайлова… кажется… Она же у нас не преподает, поэтому я не точно… А что?

– Михайловой она была в прошлом учебном году. А с этого августа она… Исмаилова…

– Не может быть… В холле на первом этаже на стенде «Наша школа» написаны все фамилии учителей. Там нет Исмаиловой…

– Не переписали еще…

– Тогда я не понимаю…

– Ну что же тут непонятного? – Сеймур так жалко улыбнулся, что Люда все-таки не удержалась и погладила его по плечу. Он этого не заметил и продолжил: – Неужели не ясно, что она вышла замуж за моего отца?

– Как? – ахнула Люда.

– Так! Очень просто! Как женщины выходят замуж! А мы с матерью в прошлом году все никак не могли понять, чего это в нем так вдруг усилились отцовские чувства, что он зачастил в школу: и на собрания, и на дежурства, и даже в поход с нами ездил! А эта… змеюга Элеонора его завлекала, меня, представляешь, использовала. Без конца просила: «Пусть отец зайдет – надо стенд приколотить», «Пусть отец зайдет парты покрасить!». А я, идиот, и рад стараться… Гордился им… Что он всем так нужен… все умеет…

Люда не знала, что и сказать. Она вспоминала мужчину у машины, к которому выбежала Элеонора. Пожалуй, они и впрямь похожи с Сеймуром: оба смуглые, черноволосые, красивые.

– А мать – она прямо почернела вся… Я и испугался, что Власова сейчас про нее что-нибудь скажет. Нам и так горя хватает. А брат… Данька… Ему всего пять лет. Он вообще не понимает, куда отец делся и почему домой не приходит. Они с Элеонорой, представь, в доме напротив живут! Хоть бы съехали куда-нибудь! Так нет! Как будто специально под ручку прямо перед нашими окнами ходят! – Сеймур стукнул кулаком по гнилой доске, она треснула, и они с Людой чуть не оказались в луже.

Исмаилов помог Люде подняться, и они пересели на покосившегося ржавого козлика.

– Поэтому тебя и перевели к нам в класс? – решилась спросить девочка.

– Неправильно говорить – перевели. Она предложила перейти в другой класс, а я согласился.

– Но почему к нам? У нас же другая программа! Сплошная математика с физикой!

– Я сам попросился к вам.

– Зачем? Я же вижу, как тебе трудно!

– Есть причины. – Исмаилов отвел в сторону глаза. – Много их, причин… А одна – в том, что надежды на отца больше нет. Мне надо как можно лучше выучиться, чтобы потом хорошую профессию получить… Денежную… Эта змея Элеонора вообще-то хорошо свои предметы преподает. У меня по русскому твердая четверка, и в литературе я разбираюсь. Мне даже кажется, что у вас скучнее на этих уроках. Юлия с вами, как с пятиклашками, разговаривает. А мы даже стихи писали. Элеонора нам основы стихосложения давала. На Пушкина, конечно, выучиться невозможно, Пушкиным родиться нужно, но приличные стихи, оказывается, любой писать может. А вот математика у нас никудышная была. Как для слабоумных. В старших классах тяжело учиться будет, да и вообще… Ни в какой технический вуз не поступишь!

– Так, значит, журнал все-таки… ты… – Люда пропустила мимо ушей все, что касалось стихов и технических вузов.

– Я.

– Зачем? Чем журнал-то виноват? И как его исчезновение может помочь в твоей ситуации?

– А что я могу еще Элеоноре сделать? Честно говоря, я первое время нож в школу носил… Убить ее хотел… Не смог…

Люда испуганно охнула, а потом спросила:

– А журнал-то при чем? Я не понимаю…