Классный водитель

- Дай я пересяду на твое место.

- Загораживают, да? Эй, товарищ, убери свою голову! распорядился Пашка.

Впереди сидящий товарищ "убрал" голову.

- Теперь ничего?

- Ничего, - сказала Настя.

В зале было шумно. То и дело громко смеялись. Пашка согнулся в три погибели, закурил и стал торопливо глотать сладкий дым. В светлых лучах отчетливо закучерявились синие облачка. Настя толкнула его в бок:

- Ты что?

Пашка погасил папироску... Нашел Настину руку, с силой пожал ее и, пригибаясь, пошел к выходу. Сказал на ходу Гене:

- Пусть эту комедию тигры смотрят.

На улице Пашка расстегнул ворот рубахи, закурил. Медленно пошел домой.

Дома, не раздеваясь, прилег на кровать.

- Ты чего такой грустный? - спросил Ермолай.

- Да так... - сказал Пашка. Полежал несколько минут и вдруг спросил:- Интересно, сейчас женщин воруют или нет?

- Как это? - не понял Ермолай.

- Ну как раньше... Раньше ведь воровали?

- А-а! Черт его знает! А зачем их воровать-то? Они и так, по-моему, рады, без воровства.

- Это конечно. Я так просто, - согласился Пашка.

Еще немного помолчал. - И статьи, конечно, за это никакой нет?

- Наверно. Я не знаю, Павел.

Пашка встал с кровати, заходил по комнате. О чем-то сосредоточенно думал.

- В жизни раз бывает восемна-адцать лет, - запел он вдруг.

- Егорыч, на рубаху. Сэнк-ю!

- Чего вдруг!

- Так. - Пашка скинул вышитую рубаху Прохорова, надел свою. Постоял посреди комнаты, еще подумал. - Сфотографировано, Егорыч!

- Ты что, девку какую-нибудь надумал украсть? - спросил Ермолай!

Пашка засмеялся, ничего не сказал, вышел на улицу.

Была сырая темная ночь. Недавно прошел хороший дождь, отовсюду капало. Лаяли собаки. Тарахтел где-то движок.

Пашка пошел на РТС, где стояла его машина.

Во дворе РТС его окликнули.

- Свои, - сказал Пашка.

- Кто свои?

- Холманский.

- Командировочный, что ль?

- Ну.

В круг света вышел дедун сторож, в тулупе, с берданкой.

- Ехать, что ль?

- Ехать.

- Закурить имеется?

- Есть.

Закурили.

- Дождь, однако, ишо будет, - сказал дед и зевнул. - Спать клонит в дождь.

- А ты спи, - посоветовал Пашка.

- Нельзя. Я тут давеча соснул было, дак заехал этот...

Пашка прервал словоохотливого старика:

- Ладно, батя, я тороплюсь.

- Давай, давай. - Старик опять зевнул.

Пашка завел свою полуторку и выехал со двора РТС.

Он знал, где живет Настя - у самой реки, над обрывом.

Днем разговорились с Прохоровым, и он показал Пашке этот дом. Пашка запомнил, что окна горницы выходят в сад.

Сейчас Пашку волновал один вопрос: есть у Платоновых собака или нет?

На улицах в деревне никого не было. Даже парочки попрятались. Пашка ехал на малой скорости, опасаясь влететь куда-нибудь.

Подъезжая к Настиному дому, он совсем почти сбросил газ, вылез из кабины. Мотор не заглушил.

- Так, - негромко сказал он и потер ладонью грудь: он волновался.

Света не было в доме. Присмотревшись во тьме, Пашка увидел сквозь голые деревья слабо мерцающие темные окна горницы. Сердце Пашки громко заколотилось.

"Только бы собаки не было".

Он кашлянул, осторожно потряс забор - во дворе молчание. Тишина. Каплет с крыши.

"Ну, Пашка... или сейчас в лоб получишь, или..."

Он тихонько перелез через низенький забор и пошел к окнам. Слышал сзади приглушенное ворчание своей верной полуторки, свои шаги и громкую капель. Весна исходила соком. Пахло погребом.

Пашка, пока шел по саду, мысленно пел песню про восемнадцать лет, одну и ту же фразу: "В жизни раз бывает восемнадцать лет". Он весь день сегодня пел эту песню.

Около самых окон под его ногой треснул сучок. Пашка замер. Тишина. Каплет. Пашка сделал последние два шага и стал в простенке. Перевел дух.

"Одна она тут спит или нет?" - возник новый вопрос.

Он вынул фонарик, включил и направил в окно. Желтое пятно света поползло по стенкам, вырывая из тьмы отдельные предметы: печка-голландка, дверь, кровать... Пятна дрогнуло и замерло. На кровати кто-то зашевелился, поднял голову - Настя. Не испугалась. Легко вскочила и пошла к окну в одной ночной рубашке. Пашка выключил фонарик.

Настя откинула крюки и раскрыла окно.

Из горницы пахнуло застойным сонным теплом.

- Ты что? - спросила она негромко. Голос ее насторожил Пашку какой-то отчужденный.

"Неужели узнала?" - испугался он. Он хотел, чтобы его принимали пока за другого. Он молчал.

Настя отошла от окна. Пашка включил фонарик. Настя прошла к двери, закрыла ее плотнее, и вернулась к окну. Пашка выключил фонарь.

"Не узнала. Иначе не разгуливала бы в одной рубахе".

Пашка услышал запах ее волос. В голову ударил горячий туман. Он отстранил ее и полез в окно.

- Додумался? - сказала Настя слегка потеплевшим голосом.

"Додумался, додумался, - думал Пашка. - Сейчас будет цирк".

- Ноги-то вытри, - сказала Настя, когда Пашка влез в горницу и очутился с ней рядом.

Пашка продолжал молчать. Обнял ее, теплую, мягкую. Так сдавил, что у ней лопнула на рубахе какая-то тесемка.

- Ох, - глубоко вздохнула Настя, - что ж ты делаешь? Шальной!..

Пашка начал ее целовать. И тут что-то случилось с Настей: она вдруг вывернулась из его объятий, отскочила, судорожно зашарила рукой по стене, отыскивая выключатель.