Классовая война: Интервью с Дэвидом Барзамяном

Одним из примеров этого может служить Пентагон. В США шесть человек из семи хотят, чтобы его финансирование либо осуществлялось на прежнем уровне, либо было урезано. Так что даже в этом вопросе политики выступают против народа. Их комментарии любопытны. Гингрич является законченным циником, но очень умелым. Его точка зрения, которую вслед за ним повторяют Heritage Foundation и Cato Institute, заключается в том, что существует философский вопрос. Нельзя заставлять людей платить за то, за что они платить не хотят, и вот почему мы должны сократить расходы на пропитание голодающих детей. Многие этого не хотят, и наша философия заявляет, что они и не обязаны за это платить. Но каким-то образом эта же самая философия утверждает, что бюджет Пентагона можно увеличивать до бесконечности, несмотря на то, что, быть может, три четверти населения выступают против, так как прекрасно осознают, что в результате чей-то чужой карман будет набит деньгами. Так что исчезает и философский вопрос. К счастью, философия — очень тонкая дисциплина, как мы учим этому здесь, и Гингрич тоже это прекрасно осознает, а с ним и Heritage Foundation и остальные прохвосты, которые все продолжают трудиться над своим смехотворным извращением философии либерализма.

Д. Б.: Но у людей существует много путаницы в головах. Мы говорили об этом с Вами совсем недавно. Всегда существует великое множество самых разнообразных движений мысли и точек зрения, часто противоречащих друг другу. Например, в одной из своих последних статей Вы ссылались на опрос, согласно которому примерно 80 % населения полагают, что экономическая система «изначально несправедлива», и что правительство «заботится только о выгоде меньшинства и о частных интересах, не о народе». Это больше, чем стабильные 50 %. Однако что именно здесь называется «частными интересами»?

— Хороший вопрос. По-моему, я в своей статье об этом упоминал. В частности, мной было сказано следующее. То, что стоит за этими «частными интересами» с точки зрения человеческих представлений, — вопрос второстепенный. Эти опросы проводятся постоянно, в течение долгого промежутка времени, иногда те или иные формулировки отличаются друг от друга, и поэтому цифры каждый раз выходят немного другие. Однако уже давно примерно половина всего населения на откровенный вопрос, о ком, по их мнению, заботится наше правительство, так примерно и отвечает: о «меньшинстве», о «частных интересах», не о народе. Сейчас это 82 %, и это — беспрецедентные цифры. Это значит, что 82 % населения США даже и не думают, что у нас существует политическая система.

Что эти 82 % называют «частными интересами»? Здесь нужно очень внимательно изучить существо вопроса. Вероятно, судя по результатам других опросов и еще кое-каким источникам информации, если спросить этих людей, чьи именно интересы они называют «частными», то они назовут обеспеченных матерей, правительственных чиновников, элитных специалистов, либералов, руководящих СМИ, профсоюзы. Все это может быть перечислено. Сколь многие упомянули бы Fortune 500, я не знаю. Возможно немногие. Система пропаганды в нашей стране поистине фантастическая. Ничего подобного в истории человечества никогда не существовало. Это целая индустрия связей с общественностью и индустрия развлечений. Средства массовой информации, о которых многие, включая меня самого, не устают говорить постоянно, являются малой частью ее. Я, в основном, говорю о том секторе СМИ, который обращен к сравнительно небольшой аудитории, то есть к высоко образованной. Но если взглянуть на всю эту систему целиком, она покажется огромной. Эта система имеет свои строгие принципы. Ее главная цель — уничтожение демократии. То есть уничтожение любой формы организации или союза между людьми, которая могла бы привести к демократии. Отсюда необходимо демонизировать профсоюзы. Необходимо изолировать людей, разделить их, заставить их ненавидеть и бояться друг друга, необходимо создать у них иллюзорные представления о том, где именно сосредоточена власть. Одной из главнейших задач всей системы пропаганды в течение пятидесяти лет было создание настроения, ныне получившего определение антиполитичного.