Клаудиа, или Дети Испании. Книга первая

Люсьен, его брат, состоявший при штабе в качестве иностранного советника, подошел к нему и что-то долго шептал на ухо, в результате чего суровое лицо юного генерала все больше начинала озарять улыбка. Наконец, сведения Люсьена истощились.

– Хм, хм. Замечательно. Ничего достойного четвертования и колесования, и уж, тем более, сожжения на костре я здесь не вижу. Папу самого не мешало бы поджарить. Впрочем, с ним у меня еще будет время потолковать, а этого развратного еретика можно считать нашим другом – позаботьтесь о том, чтобы бумага попала прямо к нему в руки.

* * *

Мануэль Годой держал в руках послание Папы Римского великому инквизитору Испании Лоренсане, переданное ему верным секретарем Мигелем Бермудесом, и не верил своим глазам.

– Вот канальи! – невольно выругался он после прочтения документа. – Спасибо, Мигель. Ты свободен.

«Да я же вас в порошок сотру, черти в сутанах! Меня – на костер, подумать только! – пнув первое попавшееся кресло, возмутился Годой. – Немедленно иду и открываю эти идиотские козни королеве, и мы еще посмотрим, кто кого! Весьма неплохо одним ударом сразу же свалить эту парочку!»

– Лоренсана и Деспиг, Деспиг и Лоренсана, – бубнил он себе под нос идя по коридорам, не разбирая дороги и едва не задевая плечами гвардейцев дворцового караула. Те с восторгом провожали его глазами: гвардия обожала своего Мануэлито.

В дверях у приемной королевы он неожиданно столкнулся с выходящим оттуда духовником Марии Луизы. Тот учтиво поклонился, но на его сухом лице змеилась непривычная мерзкая ухмылка. Мануэль также слегка склонил голову в приветствии, однако улыбаться ему совсем не хотелось, и красивое лицо его осталось совершенно бесстрастным.

«Еще одна каналья, – подумал он. – Да их тут целое гнездо! Этот чертов святоша де Мускис тоже ненавидит меня лютой ненавистью».

– Ах, доброе утро, мой чико, – запела навстречу своему любимцу королева, откровенно подаваясь ему навстречу всем своим надушенным, сверкающим и дряблым телом. – Какой приятный сюрприз! Ты пришел в неурочный час! Я так соскучилась!

Дон Мануэль понял, что скоро вырваться ему не удастся: пухлые нежные руки Марии Луизы уже отпускали фрейлин, туалет можно закончить и позже. В другое время Годой осадил бы королеву достаточно резко, но почему-то сейчас его злость обратилась не на любовницу, а на ее духовника. Механически отвечая на приветствия и жадную ласку, первый министр уже понял, что сейчас не скажет королеве ни слова о письме, а вместо этого покорно будет заниматься тем, чего хочет от него эта пышная, еще пахнущая теплом постели женщина. «Да, – размышлял Мануэль, притворно улыбаясь и механически бормоча страстные слова, – этот каналья непременно из той же компании. И я уж позабочусь. чтобы и он не остался в стороне. Вот уж дудки! Нужно только подумать, как и его зацепить тоже…»

Выйдя от королевы через полчаса, Мануэль брезгливо поправил растрепавшиеся волосы и тщетно попытался избавиться от ощущения, будто прикоснулся к чему-то чрезвычайно неприятному, наподобие жабы, каких они в детстве ловили по берегам Гуадианы. И все из-за этого проклятого письма! Спрятав послание до поры, он решил как следует поразмыслить, справедливо рассудив, что если эта бумага у него в руках, надо распорядиться ею поэффективней.

Допустим, он показал бы Марии Луизе эту энциклику прямо сейчас… Что могло из этого выйти? Годой попробовал мысленно проиграть возможное развитие событий.

– Ну, что же, – сказала бы королева, зевая после бурных ласк, – мы и без этих бумаг знаем, что сеньор великий инквизитор и архиепископ Деспиг тебя не любят. Да и пусть себе не любят, в обиду я им тебя не дам.

Только этим все и кончилось бы. А потом она как истая католичка посоветуется со своим духовником, и эта ехидна Мускис непременно передаст все своему приятелю Деспигу, если не прямо Лоренсане. И тогда они будут знать, что Папа дал добро, и еще, чего доброго, успеют принять свои меры. А, зная о том, что великий инквизитор действует с согласия самого Папы, в тяжбу с ним королева просто не решиться вступить. Точно так же, как сейчас она не решится снять его на основании одной только этой бумаги.

Положение, однако, отвратительное.

Годой понимал, что играет вслепую: во-первых, он не знал, не получили ли Деспиг с Лоренсаной такого же послания, которое запросто могли продублировать. В таком случае ему нужно быть готовым ко всяким неожиданностям уже прямо сейчас.

Во-вторых, для того, чтобы Мария Луиза, предпринимая ответные действия против этих каналий, поменьше колебалась, необходимо собрать на них значительные компроматы. Да заодно приплести и этого мерзкого святошу де Мускиса, который, наверняка, тоже приложил руку к их затее. В противном случае, он ускользнет, потому что в бумаге о нем нет ни слова.

Поразмыслив таким образом, Годой принялся действовать.