Клаудиа, или Дети Испании

Но и на следующий вечер, слушая в театре «Ан-дер-Вин» оперу великого Гайдна «Роланд-паладин» и всем своим видом демонстрируя горожанам, что ничего особенного не произошло, во всех ариях он слышал только слова Ланна: «Мы прокляты, прокляты, прокляты…» и вновь предательские слезы сползали по его щекам.

Однако опера понравилась императору, и он приказал выставить почетный караул у дома умирающего композитора.

Целую неделю бились хирурги во главе со знаменитым Айваном за жизнь нового французского Роланда, целую неделю по Вене ходили бюллетени о его состоянии, вместе с бюллетенями о состоянии здоровья великого Гайдна. И долгие бесконечные часы этот лихой гусар и красавец, получивший в 1804 году маршальский жезл, а после Аустерлица титул герцога Монтебелло, мучался и бредил, цепляясь за жизнь, которую так любил.

Но, ампутировав сначала одну, а через день и другую ногу, врачи, наконец, признались Наполеону, что положение безнадежно, и страдать маршалу осталось немного. У дверей бывшей спальни эрцгерцога, куда перенесли раненого, уже стояли, опустив головы, почти все его маршалы. Каждый понимал, что это только начало, и следующим может стать любой из них. Оглядев их мрачным взглядом воспаленных глаз и оставив за дверью свиту, император вошел в спальню.

Айван, уже без белого фартука, стоял у изголовья, держа пальцы на пульсе умирающего.

— У вас не больше двух минут, Ваше Величество.

Наполеон молча встал в ногах кровати.

И вот Ланн открыл глаза, от страданий ставшие бездонными, увидел перед собой скорбно стоящего императора и вдруг успокоился.

— Vivez, et sauver l’arme![183] — совершенно ровным голосом сказал он, и тело его вытянулось в последней судороге.

Наполеон сам закрыл глаза своему любимому другу, своему лучшему маршалу — первому маршалу, сложившему за него свою голову, и глухо сказал:

— Эта потеря дорого обойдется им…

В этот день, 31 мая 1809 года в Вене ушли из жизни сразу два всемирно известных человека, семидесятисемилетний Йозеф Гайдн и сорокалетний Жан Ланн.

Но император Франции так и не понял не только того, о чем Гайдн написал своего Роланда, но и того, что именно в предсмертном бреду и в короткую минуту просветления перед самым концом завещал Наполеону его Роланд. И эта потеря дорого обошлась не столько им, сколько Франции. Еще много миллионов лучших сынов прекрасной страны было превращено в пушечное мясо, прежде чем «великого мясника» смог остановить герцог Веллингтон.