Клавдий. Нежданный император

Приход к власти племянника позволил Клавдию выйти наконец из тени. В самом деле, политическое положение Калигулы имело несколько слабых мест. Во-первых, он не был «кандидатом», во-вторых, ему было 24 года, его опыт ограничивался всего-навсего годом в должности квестора с гражданской компетенцией, он даже не прошел tirocinium, то есть обучения военному делу, благодаря чему аристократы и всадники получали чины. В конечном счете основой превосходства Калигулы была огромная популярность его отца Германика и прадеда Августа. Именно принадлежность к знаменитому семейству придавала ему де-факто законность и преимущество над Гемеллом. А потому, облачившись в пурпур, он тотчас почувствовал необходимость в определенных символах, чтобы свести всю династию Юлиев — Клавдиев к своей семье.

Для начала требовалось реабилитировать мать и двух братьев: сразу после похорон Тиберия Калигула самолично привез в Рим прах Агриппины и Нерона, скончавшихся в изгнании, не позабыв вознести публичные молитвы в память о Друзе III, останков которого, вероятно, так и не нашли. Затем он приказал, чтобы в их память регулярно устраивались различные почетные мероприятия, а сентябрь отныне назывался бы Германиком. Таким образом, его отец помещался в календаре сразу после Юлия Цезаря (июль) и Октавиана Августа (август). Так людям напоминали, что если бы не преждевременная кончина, империя досталась бы Германику. Калигула, так сказать, возвращал истории ее естественный ход, временно нарушенный смертью Германика. В Древнем мире монеты были удобным способом пропаганды, поскольку, легкие и незаменимые, проходили через руки всех подряд. Новый принцепс тотчас воспользовался этим, чтобы распространить свое представление о династии посредством разных типов монет, на лицевой части которых было выбито его собственное изображение, а на оборотной — одного из его родственников.

Подумав о мертвых, он обратился к живым, начиная с бабки Антонии, которой были предоставлены такие же почести, как Ливии, включая титул Августы. Три его сестры — Агриппина II, Юлия Ливилла и Юлия Друзилла — получили привилегии весталок, жриц богини Весты, которые поддерживали «священный огонь» — символ вечности Рима, а кроме того, их имена отныне прибавлялись ко всякой клятве, приносимой императору. Наконец, семейную картину довершал дядя Клавдий. В июле 37 года Калигула разделял с ним консульство[8]. Исполнять вместе с принцепсом важнейшую должность в республике было величайшей честью. Таким образом, император смыл пятно унижения, которое через дядю ложилось на всю семью. Клавдий покинул сословие всадников и перешел в сенаторское сословие, но ему было 46 лет, и несмотря на недавнее повышение, он выглядел человеком из прошлого. Все знали, что дядя императора не обладает влиянием, ведь он подавал голос после всех прочих консулариев. Высшее общество по-прежнему относилось к нему как к второстепенному персонажу, над которым можно безнаказанно насмехаться. Если он опаздывал на пир, никто не оставлял ему место, а когда он, по своему обыкновению, засыпал там, пирующие для забавы бросали в него косточки от маслин или внезапно будили ударами хлыста, предварительно надев ему на руки его же сандалии! Сам Калигула потешался над ним, а однажды даже пригрозил лишить его должности консула, потому что тот недостаточно быстро, на его взгляд, распорядился поставить статуи Нерона и Друза III.

При этом Клавдию не хватало денег на поддержание своего ранга, что только усиливало его репутацию неудачника. Август и Тиберий завещали ему в совокупности только миллион сестерциев, а завещание его бабки Ливии, скончавшейся в 29 году, исполнили лишь тогда, когда он пришел к власти. Что касается доли наследства его матери Антонии, умершей в 37 году, неизвестно, когда он ее получил, но, вероятно, тоже довольно поздно. Точно одно: когда Клавдий был вынужден вступить в новую коллегию жрецов, созданную Калигулой, ему пришлось залезть в долги, чтобы уплатить вступительный взнос в восемь миллионов сестерциев. Он заложил свое имущество в казну, и когда не смог выплатить долг, имущество было распродано с торгов. Возможно, именно из-за своего хронического безденежья он и разрешил однажды съемщикам его поместий противозаконно продавать вареную пищу. Эдил наказал их и велел высечь вступившегося за них старосту. Клавдий не позабудет об этом усердии магистрата: став императором, он отправит его в ссылку, не слушая оправданий.