Клавдий. Нежданный император

К концу 47 года императорская чета, беспощадно обрезав несколько ветвей родословного древа, избавилась от самых неугодных родственников и союзников. Но оставались еще три сына Эмилии Лепиды и Марка Юния Силана, один из которых, Луций, был помолвлен с Октавией. Их час еще не пробил. Будущее Луция могло даже казаться светлым благодаря своего рода страховке, которой была для него помолвка с маленькой Октавией, дочерью Клавдия и Мессалины. Просто дело в том, что в отличие от бедного Магна, имевшего несчастье жениться на дочери Клавдия от другого брака, Луций Сильван не мешал императрице. В династическом плане этот молодой человек, который, напомним, был потомком Августа, даже оказался полезен. Клавдий и Мессалина ожидали, что он укрепит своей драгоценной кровью их собственную ветвь, не бывшую основной на императорском родословном древе. Но для этого нужно дождаться, пока семилетняя Октавия достигнет брачного возраста.

Несмотря на относительный покой, первая часть правления Клавдия была отмечена еще одним громким политическим процессом — устранением Валерия Азиатика. Этот человек был галлом из Виенны, но его семья уже давно получила римское гражданство. Богач, атлет, политик, дважды бывший консулом (в 41 и 46 годах), Азиатик принадлежал к тем людям, которые в равной мере вызывают восхищение и зависть. Близкий друг Калигулы (по меньшей мере официально), он тем не менее с большой долей вероятности участвовал в заговоре 41 года, хотя его роль малоизвестна. У его измены были смягчающие обстоятельства — публичное унижение от императора, прилюдно обсуждавшего фригидность его супруги… Но славу ему принесло поведение после убийства, когда он один вышел к разъяренной толпе, требовавшей покарать виновных, и усмирил ее. «Жаль, что это не я!» — ответил он грозным массам, требовавшим назвать имена убийц. Клавдий привлек на свою сторону эту сильную личность, что, надо полагать, произошло довольно быстро. Азиатик вместе с новым принцепсом участвовал в завоевании Британии, и его многочисленные услуги, политический вес, а также, как кажется, желание Клавдия усыпить его бдительность принесли ему должность консула в 46 году.

Усыпить бдительность и убить — проверенная тактика. Но какую опасность представлял собой этот человек для Клавдия? Если верить Тациту, то никакой. Мессалина хотела избавиться от него просто потому, что мечтала завладеть садами Лукулла, которые приобрел Азиатик. Кроме того, ей хотелось навредить женщине по имени Поппея, которая некоторое время была любовницей Азиатика, а теперь соперничала с ней за актера Мнестера. Императрица, раба своей похоти и алчности, в очередной раз подстроила ловушку, а ее дурак муж всему поверил. Вот что предлагается принять за чистую монету. Мы говорим «предлагается», потому что Тацит, как и все его собратья, пишет эзоповым языком. В сущности, древняя историография отражает почти непрекращающийся конфликт между императорами и сенаторским сословием. Но поскольку ее авторами являются как раз члены этого сословия, к ней следует относиться очень осторожно и не воспринимать буквально. Конечно же, она тенденциозна: хороший принцепс тот, кто хорошо относится к сенату и аристократии. Книги, написанные 18–20 веков назад, порой трудно постичь людям иной эпохи и культуры. Как пишет Люсьен Жерфаньон, «зачастую текст означает не то, что мы думаем, а порой даже совсем иное. Аллитерации, в которых нет ничего случайного, игра слов, заключающая в себе намек, аллюзии, смысл которых можно постичь только после долгих раздумий, вездесущие символы, которые, однако, не бросаются в глаза — по меньшей мере современному читателю. Все это вошло в привычку у греческих и римских авторов. <…> Такое впечатление, будто автор, пристально глядя в глаза своим современникам, говорит им: “Ну, вы меня понимаете…” Но его задняя мысль, от которой нас отделяют два тысячелетия, не очевидна».

Вернемся к делу Азиатика. Тацит для начала дает нам «официальную» историографическую версию: сенатор пал жертвой гадкой Мессалины, которая способна вбить в голову своему дураку мужу все что угодно. Это нормально: сенатор, вступивший в конфликт с императором, всегда прав, особенно если он погибает. Вот вам и «ну, вы меня понимаете», обращенное к современникам с подмигиванием, которое они понимали без груда, в отличие от нас, кому приходится поднапрячься, чтобы разгадать этот ребус. Например, задуматься о том, так ли уж нужны были Мессалине сады Лукулла, когда и в императорских поместьях их было много…