Клавдия Партичелла, любовница кардинала

Клавдия тоже стала уставать от неопределенности. Она чувствовала, что прежняя любовь исчезла. Уже не бывало бурных вспышек страсти, осталось только тепленькое чувство взаимного расположения. Любовь кардинала не удовлетворяла молодую женщину. Он становился стар. У нее не хватало духа сознаться в этом. Ей было тяжело нанести обиду человеку, которого она любила со всей силой страсти и которого она продолжала любить из чувства признательности и дружбы — чувств, редких у женщины.

Но кардинал не обманывал себя. Он сознавал, что сердце Клавдии стало для него пустым сосудом. И в то же время хватался за нее с упорством плюща, обвивающего дуб.

Когда Клавдия объявила о своем намерении отправиться в замок Тоблино, он приложил все усилия, чтобы разубедить ее. Но, куртизанка, как всегда, настояла на своем.

Она испытывала необходимость вернуться к полям, расстилающимся вдоль озера, столь часто нежившего ее на своих волнах в летние лунные ночи. Она уехала, не испытывая ни раскаяния, ни угрызений совести.

Отъезд не прошел незамеченным и вызвал общую робость. Кардинал остался один в замке, заперся в своих частных покоях и принимал только самых близких друзей.

Разные слухи поползли по городу. Говорили, будто кардинал заболел, и причиной тому была, будто бы, Клавдия. Рыбачки, жившие в нижнем квартале города, уверяли, будто кардинал стал жертвой чар Клавдии и получил порчу.

Легенды о ведьмах и колдуньях, о знаменитых волшебницах передавались от отца к сыну. Все тогда верили в колдовство, и доктора вместе с богословами осматривали тела умерших колдуний, чтобы найти на коже знак дьявола, который, будто бы носила на себе каждая ведьма. Народ понимал, что кардинал заболел от того, что Клавдия покинула его. Это дало повод к насмешкам и злым, шуткам. Старый, лишившийся уважения, кардинал стал народным посмешищем. Язвительные сатиры составлялись уличными остряками. На городских стенах появлялись скабрезные надписи. Господству Мадруццо приходил бесславный конец: оно попало под насмешки народа.

Людовико Партичелла, несмотря на открытое сопротивление духовенства, оставался фактическим властелином княжества. Соборное духовенство еще не добилось удовлетворительного ответа от папы и императора.

Март подходил к концу. Поля начинали оживать. Деревья покрывались свежей зеленью, и горы уже не казались печальными. В воздухе распространялось весеннее тепло. Птицы вернулись с дальнего юга и распевали в ветвях. По берегу озера побежала свежая трава, а тополя распустили свои зеленые плащи. Повсюду играла новая жизнь, новая сила, возобновляющаяся с каждой весной.

Клавдия проводила дни в долгих прогулках по горам. В сопровождении телохранителя, она садилась с утра на коня и носилась по окрестностям, опьяняя себя скачкой и горным воздухом.

По вечерам, когда всходила луна и озаряла землю голубоватым, призрачным сиянием, она садилась в лодку и плыла по озеру. Посредине озера она бросала весла и сидела, тихо прислушиваясь к ночным голосам природы. Ей казалось, что то были голоса живых и умерших, как сошедших с небес и вышедших из глубины вод, чтобы приветствовать ее свободу и возращение к одиночеству. Ночи были спокойны. Забвение вело подпольную упорную работу. Клавдия постепенно забывала. Забывала друзей и врагов, забывала даже кардинала, образ которого постепенно изглаживался из памяти.

Глава XIV

Но если Клавдия забыла своих врагов, то они продолжали помнить о ней. Граф Кастельнуово, бежавший в Италию после бунта на Фиерской площади, в течение некоторого времени скрывался в доме приятеля в окрестностях Перджине. Никто не подозревал, что он возвратился в Трент. С помощью верных и преданных слуг, путешествовавших по стране под видом бродячих купцов, он находился в тайных сношениях с доном Беницио, проживавшим в монастыре близ Брессаноне.

Бывший секретарь князя Эммануила Мадруццо не забыл Трента. Наоборот, вынужденное заточение и одиночество еще больше разожгли его страсть. Прелат жил надеждой на скорую месть. Он искал средства для отмщения, искал человека, который стал бы послушным орудием в его руках. Клавдия должна умереть!

Эта мысль всецело владела доном Беницио. Месяцы, прожитые в монастыре, не залечили душевной раны. Вначале он стремился забыться в молитвенном созерцании, бичевал себя, соблюдал посты, спал на голом полу, но сны его были греховны. Ничто не помогало. Образ Клавдии непрестанно вставал перед его мысленным взором. Монах видел перед собою соблазнительную женщину, обещавшую все земные наслаждения.

Даже после продолжительного поста, когда разум мутился от голода, воспоминание о Клавдии не оставляло его в покое.

Дон Беницио исповедался приору. Он сгорал от желания очиститься, забыть. И приор предписал ему читать длинные молитвы. Но в то время, как губы шептали латинские слова, перед взором возникал образ Клавдии, нарушая молитвенное настроение.

Дон Беницио понял, наконец, что усилия его напрасны. Клавдия окончательно овладела его сердцем. Приходилось уступить.