Клавдия Шульженко: жизнь, любовь, песня

Григорьев смотрел на нее с мрачной усмешкой. Она протянула ему дрожащей рукой кольцо и взглянула на него. Он увидел в ее глазах неприкрытую ненависть. Григорьев ударил ее по руке. Кольцо упало и покатилось по каменному полу с каким-то странным, несколько игривым звуком. Он резко повернулся и стремительно ушел. Коралли стоял растерянный с опущенным браунингом. Он понимал, чуть было не произошло непоправимое.

— Оставьте меня, я хочу быть одна… Уйдите же, наконец!

Коралли поплелся вслед за Григорьевым, пряча браунинг в карман брюк. Пистолет он имел еще со времен гражданской войны. Его выдало ему украинское губчека, когда Коралли выступал в местах, где орудовали бандитские шайки.

Владимир Филиппович часто рассказывал историю борьбы с оружием в руках за Клавдию Шульженко. Финал истории в его рассказах был иным: якобы соперник, завидев пистолет, трусливо покинул поле битвы, и в качестве награды победителю досталась Клава. Сегодня уже никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть рассказ В. Ф. Коралли.

Письмо К. И. Шульженко к В. Ф. Коралли:

«„Я сердцем никогда не лгу“. С. Есенин.

22 апреля 1930 года, вечер.

Я тоже сердцем никогда не лгу
Над чувством не терплю опеки
И вот сказать тебе могу:
Ты привязал меня к себе навеки.

И вот могу еще раз повторить,
Поставив сердце на колени,
Что ты даешь мне право жить
Взбираясь к счастью на ступени

Теперь ты там, на дальнем берегу
Отдашь другой свою ко мне любовь.
Ты, милый, верь. Одно сказать могу,
Что причинишь мне этим сердца боль.

Мне без тебя так пусто и мертво
Труд не пьянит, и милое не мило.
Ах, жизнь моя, ну для чего
Меня двойным ты чувством наделила!

Клавдия Шульженко

Пишите, не забывайте и лихом меня не поминайте.

К. Ш.

Завтра буду писать большое письмо, дружески жму руку. Клавдия Шульженко.Я очень сейчас одинока, бегу от людей, бегу от своих мыслей, от себя. Скучно. Пишите. К. Ш.»

Это поразительное письмо! Наивные, не очень умелые стихи невероятно искренни, переполнены таким смятением духа и, очевидно, виной перед Коралли! Но больше всего поражает короткая приписка, где Клава после каждой строчки подписывается — то инициалами, то полностью. Ясно, что письмо было ею написано сразу, она никак не могла его закончить, и все хотела сказать что-то важное, самое главное, и сдерживала, сдерживала себя…

Коралли все понял и снова подступился к матери. До нее уже каким-то образом дошли слухи о том, что ее сын чуть было не убил Григорьева, Она его выслушала и ничего не ответила. Он замкнулся в себе, был молчалив, стал мало есть. Очевидно, мама заметила, что ее сын худеет, и однажды изрекла:

— Запомни, Володыню: тянуться надо к тому, кто тянется к тебе.

«Володыню» все понял и тут же послал телеграмму в Харьков. Клава встретила его на вокзале.

На следующий день они расписались. Книга записей актов гражданского состояния гласила: «…Клавдия Ивановна Шульженко-Кемпер». Она категорически отказывалась называть мероприятие «свадьбой» и настаивала на другой формулировке — «товарищеский ужин». Гостей у них на Владимирской было немного. Строгая Володина мама не приехала, сославшись на нездоровье. Зато были супруги Катаринские, с коими Клава поддерживала приятельские отношения, увлекшись покупкой всяких антикварных безделушек. Катаринские подарили большое, чуть потемневшее зеркало с красивыми медными завитушками. Молодожен недоумевал, глядя на эту «рухлядь», как он выразился на следующий день, но вежливо улыбался и вполне искренне благодарил.

Более всего Клава боялась встретиться с Григорьевым. Нет, она не чувствовала себя виноватой. Более того, она понимала, что ее любовь к Коралли крепнет с каждой минутой, проведенной вместе с ним. Она любила повторять фразу, оброненную в одной из своих изящных пьес Э. Ростаном: «Я люблю вас больше, чем вчера, но меньше, чем завтра». Коралли тоже был счастлив. Не без оснований он размышлял, что у них образовался совсем неплохой эстрадный коллективчик, и их дуэтная программа пойдет нарасхват.