Клеарх и Гераклея

Датем был человек горячий, вскоре понял, что был неправ, и помирился с Митрадатом.

Сын его, однако, не мог забыть оскорбления и каждый день жаловался отцу.

— Ты воюешь, а он обманывает! Разве не он отнял у тебя командование и передал Оронту?

— Замолчи, — говорил Датем.

Мальчик уходил, а через неделю опять:

— Безумен тот, кто доверяет обманщику. Вот увидишь, он как та кошка, которую бот превратили в женщину, а она вскочила с брачного ложа, чтобы поймать мышь. Не переменишь природный нрав и нрав изменника не переменишь!

А тем временем разбитый Артабаз бежал в Мисию; вошел в город Кий, но потом вышел оттуда и стал неподалеку лагерем, опустошая поля. Ариобарзан занял город, а Датем расположился в виду вражеского лагеря.

Сын его шептал ему в ухо каждую ночь; наконец Датем устал спорить и спросил:

— Что же мне делать?

Отана возразил:

— Ты сейчас хозяин в лагере. Позови Митрадата с немногими верными на пир и отрави его.

Датем так и сделал. Вот когда все поели и стали пировать, за третьей чашей Датем сказал:

— Знаешь ли, почему я тебя позвал? Вот послушай старую притчу: поспорили однажды солнце и ветер: кто скорее сорвет с прохожего плащ? И как ни старался ветер, прохожий лишь крепче кутался в свой плащ. Солнце же взглянуло, согрело… Вот и я прошу меня простить, потому что, глядя на тебя, я понял, что слово сильнее меча.

Митрадат улыбнулся и сказал:

— Я, однако, расскажу греческую притчу. Один юноша учился у софиста, вернулся домой, и отец спросил его: «Правда ли, что учитель твой обучил тебя удивительным словам?» — «Правда, — ответил юноша, — все можно сделать с помощью слова». — «Ну так вот, на столе лежат два яйца, сделай из них три». — «Ну так как же, — возразил юноша, — вот яйцо, а вот второе, один и два и будет три?» — «Ну, голубчик, — говорит тут старик, — эти два яйца мы скушаем с твоей матерью, а то, которое ты сотворил с помощью софистики, скушай сам». И думается мне, — закончил Митрадат, — что если в мире не будет власти, чтоб принудить софистов есть сотворенные ими яйца, плохо будет миру…

Тут Митрадату принесли какую-то записку, он глянул в нее, покраснел от радости и поднял стоящую перед ним чашу.

— Друзья мои, — сказал он, — сюда идет Клеарх, он еще успеет на наш пир! И я хочу выпить этот кубок за будущее нашей земли. Скоро спор Азии и Европы окончится миром, и персы, и эллины будут владеть этой землей вместе. И от персов будет умение управлять страной, а не крошечным городом, а от эллинов — умение управлять с помощью закона, а не милосердия. И от эллинов будут — обязанности гражданина, а от персов — права личности, потому что, клянусь Ахура-Маздой, равенство перед законом и равенство перед богом друг без друга равно кончаются тиранией законодателя или царя.

Митрадат поднес чашу к губам, а в ней был яд. Датем вскочил и сделал знак, чтобы он не пил.

— Подождем Клеарха, — попросил Датем, — выпьешь вместе с ним!

Митрадат, не помня себя от радости, выбежал из палатки вместе с братом, Ариеем, махнул руками двум людям из свиты, Фарху и Фирузу, вскочил на коня и поскакал.

«Что же ты струсил?» — упрекнул Датема сын. «Молчи, ты был прав, но сама судьба посылает мне в руки обоих: и перса, и грека!»

Арией скакал вслед за братом, пока не удивился, что никакого войска впереди нет, кроме вражеского лагеря. Вдруг услышали из кустов детский плач, и какая-то тень метнулась прочь. Митрадат спешился и вынул из кустов голого мальчишку-сосунка. Фарх погнался за женщиной.

— Не надо, — сказал Митрадат. — Это крестьянка. Дом сожгли, вот она и бросила ребенка. Они сейчас так часто делают.

Митрадат завернул мальчика в свой плащ, и они поехали дальше.

— А где же Клеарх? — спросил Арией.

Митрадат поглядел на небо, как будто очнулся от долгого сна, и увидел, как глаза неба раскрылись, и еще он увидел бога Фарну — над лагерем Артабаза.

— Клеарх, — сказал Митрадат, — слишком умный человек, чтобы думать, будто трус может выиграть восстание против царя. Он не придет никогда. А письмо, которое мне передали, пришло от верного человека — Датем хотел меня отравить.

Они явились в лагерь Артабаза, и Митрадат сказал троюродному брату:

— Я думаю, что царь простит меня, если мы сегодня ночью захватим Датема. Ты же знаешь, я никогда не поднимал оружия против царя и войском не командовал. Но не мог же я идти против воли отца!

Артабаз велел стеречь Митрадата, а Ариея, Фарха и Фируза взял с собой, отобрал сотню всадников, словно они Клеарховы пафлагонцы, и уехал. С ним был его деверь Мемнон, грек, как и Клеарх.

На рассвете они вернулись. Митрадат сидел все в той же палатке под стражей; ему нашли какую-то гетеру, бывшую при войске, та сидела и кормила грудью ребенка.

— Друг мой Митрадат, — сказал Артабаз. — Датем хотел тебя убить, его голова — этого слишком мало, чтобы заслужить прощение царя. Что ты на это скажешь?

— Скажу, что мой друг Реомифр скоро вернется из Египта.

Реомифр должен был вернуться с пятьюдесятью кораблями и пятьюстами талантами, подарком мятежника Таха; а сам Tax, или, точнее, афинянин Хабрий, должен был соединиться с Оронтом и идти через Месопотамию на Сузы.