Клей

После долгой паузы, во время которой мы все сидим, не зная, куда глаза девать, он отправился к холодильнику и взял еще по пиву. Я пошел поставить музон. У Алека – отличная коллекция записей, единственная проблема в том, что записи эти – на полях «Дейли рекорд». Единственным, что можно слушать, из того, что я нашел, оказалась кассета Дина Мартина.[31] В конце концов бухло сделало свое дело, и горемыки почувствовали облегчение. Потопить печаль, так чтоб она пошла ко дну, не получается, ты просто подтапливаешь суку, а на следующий день она всплывает снова.

В итоге Алек срубился. Хата у него – что забытый богом остров, где время остановилось. Электрический камин с наличником из фанеры под тик, которая уже вся в отслоившихся завитках, видал времена и получше. Ковер настолько истерся и пропитался за годы всяческим калом, что по нему можно кататься, как по ледовой арене Мюррейфилд. На стене – треснувшее зеркало в модной раме под золото. Самую тоску нагоняют измятые семейные фотографии на каминной полке и телевизоре. Похоже, он топтал их в алкоголическом угаре, а на следующий день любовно разглаживал в приступе самоедства. Старые шмотки валяются на спинке усеянной окурками кушетки, снизу обшивку пробили лопнувшие пружины. Пахнет табаком, несвежим пивом и пережаренной хавкой. Кроме наших банок и заплесневевшей головки сыра, в холодильнике ничего, из переполненного помойного ведра на пол валится мусор. Глазго – культурная столица Европы? Хуйня, у Алека на тарелках, сваленных в раковине, культуры куда больше: всё в зеленой плесени и черной тине. Чувак в запое – без вопросов.

Наутро я просыпаюсь с тяжелой башкой, и Голли рядом нет. Пошел, наверное, в магаз за сигаретами. В любом случае я не собираюсь здесь оставаться, чтобы наблюдать, как эти упыри устроят вакханалию самоуничижения. Пора сваливать, пока не затянуло в очередной виток слезливого раскаяния.

Я сел на автобус и уже проезжал Чессер. Корень мой встрепенулся, сколько он уже бабца не видел. Мне чего-то схужело, в автобусах со мной такое случается, и я решил сойти и прогуляться через парк, глотнуть свежего воздуха. Занюхнул подмышки и решил, что проветриться тоже не помешает.

В парке играют в футбол. Команда в синей форме терзает парней в черном с золотом. Те, что в синем, выглядят лет на десять моложе и раз в пять здоровее, чем черно-золотые. Я прошел через висячие сады и остановился, увидев знакомое лицо.

Рядом с ней коляска, она присматривает за малышкой, но в то же время погружена в мысли. Я подкрался к ней и почувствовал возбуждение, которое испытываю всегда, когда бываю с ней рядом.

– Так-так, – говорю.

Она обернулась и неспешно посмотрела на меня. Глаза у нее усталые, ни враждебности в них, ни одобрения.

– Терри, – устало отозвалась она.

– Устроили вчера шоу…

Она обхватила себя руками, посмотрела на меня и говорит:

– Не хочу о нем говорить… и о другом тоже, пошли они оба.

– Меня это вполне устраивает. – Я улыбнулся и подошел поближе. Малышка играет в коляске.

Она промолчала.

Я задумался о том, как она тогда выглядела. Давненько это было, лет пять тому. Когда Голли снова сел и мне тоже небольшой срок влепили. Мы с ней… вместе мы всегда были грязными похотливыми животными. Всегда было что-то такое… я чувствую, как перец мой начинает медленно поерзывать, а изо рта вываливается фраза:

– Ну и какие планы на вечер? Поедете вдвоем в город зажигать?

Она смотрит на меня, как будто говоря, ну вот опять – завел свою шарманку.

– Не-а. Он уехал на две недели в Саллам-Во.

– Конечно, деньги-то надо зарабатывать. – Я пожал плечами, а на уме у меня было что угодно, только не деньги. Мы оба знаем эту скользкую тропинку вдоль и поперек.

Она состроила грустную такую улыбочку, показывая, что не так уж у них все сладко, и предоставляя мне пространство для следующего хода.

– Что ж, если получится сплавить малышку, я не прочь потусоваться с тобой вечерком.

Она явно разозлилась – и как примется стрелять на меня глазами вверх-вниз.

– Я буду вести себя как настоящий джентльмен, – говорю.

За это я получаю невеселую улыбочку, от которой тарелка б треснула.

– Тогда я не пойду, – говорит, и ни хуя она не шутит.

Тут я оказываюсь в наилучшей позиции. Какого хера я опять это затеваю? Ведь у нас с Вив все так хорошо. Да это просто с бодуна такая тема. Кровь из головы отхлынула к перцу, и ты тупеешь как сука и говоришь то, что говорить не следовало бы. Что тут скажешь, что поделаешь? Когда ты сбит с толку, приходится делать то, что от тебя ожидают. Сомневаешься – выделывайся.

– Что ж, я буду изо всех сил стараться сохранить свои благие намерения, но уверен, что окажусь бессилен против твоих чар. Они всегда безотказно на меня действовали.

Это ей понравилось, зрачки расширились, а рот скривила улыбочка. Ее губы. Она всегда была первоклассной соской. Могла бы выступать на чемпионате мира по минету за Шотландию. Да хуй с ней, с Шотландией, она выступила бы и за Бразилию.

– Приходи в восемь, – говорит она скромненько так, как девочка, и это, конечно, пиздец, умора, если знать предысторию.

– Будет сделано.