Клей

Мигель опускает голову и разглядывает свежие куски мяса на левом боку, трогает их рукой и пробует на вкус, облизывает губы. В мгновение его лицо меняется. На нём отражается боль, бессилие. И тут же выражение лица становится безумным. Он не в силах перенести боль утраты, психологического и физического отделения от другого тела, ведь он привык всю жизнь быть при ком-то или склеенным с кем-то. В нём закипает ярость. Внимательный еврей и Оливер замечают это и тут же хватают его за руки, чтобы предотвратить попытку накинуться на кого-либо. Мигель и не пытается сопротивляться. Короткая внутренняя борьба заканчивается полным поражением и сбоем всех систем в организме. Его тело передёргивает судорога, и он замирает. София трогает его пульс и, не нащупав его, всхлипывает.

– Он не смог пережить свободного существования, как я и предполагал, – серьёзно произносит Гамерман. – Это достаточно тяжело для новичков. «Свобода» звучит очень красиво, но это тяжкое бремя. Человек не привык быть свободным.

– Значит, можно уходить. Дело сделано, – твёрдо заявляет Ангелина. – Правильно? Нас ничто больше не держит здесь?

– Мне очень грустно, – София чувствует свою вину, что лишь она одна осталась в живых из всей группы. – У меня противное чувство. То ли совесть мучает, то ли что-то ещё. Как будто я должна им свою жизнь. Они умерли, а я жива.

– Как будто не чувствуешь, что имеешь права жить и выжить? – Оливер вместе с Гамерманом переносят Мигеля в помещение к остальным трупам. – Тебе повезло. Или нет, ты сильная и ты справилась, а они нет. Это естественный отбор, как и обычно, во все века.

– Пойдём. Ты молодец, – Ангелина обнимает Софию за плечи. – Ты многое выдержала и справилась. А может, это я много думала о тебе и хотела с тобой поговорить о моём брате. У меня обычно всё реализуется и сбывается по плану, мечты осуществляются. Не бывает по-другому. А ты поймала мою направленную энергию и желание.

– Да. Но почему же так тошно, и нет чувства удовлетворения, нет радости, что я жива?

– А и не надо пока. Просто живи. Радость придёт со временем.

– Ну что, будем сжигать дом или оставим всё как есть? – отряхивая руки от защитных перчаток, спрашивает Гамерман. – Почти в каждом доме похожая ситуация. Я заглянул в несколько открытых домов, когда ехал сюда. Родственники, склеенные друг с другом, либо мертвы, либо доживают последние дни и часы. Средства массовой информации замалчивают ситуацию на планете, в то время как она только усугубляется.

– Я проверил пульс ещё раз и убедился, что живых кроме нас не осталось, – Оливер тоже зашвыривает защитные перчатки в угол комнаты и подмигивает Софии. – Так что можно с чистой совестью уходить отсюда. Все живые с нами, а мёртвые нам не нужны.

Они двинулись в сторону выхода, оставив всё как есть. Решили не напрягаться с поджогом. Пусть видят, что здесь произошло, если это кому-то вообще понадобится. Улица встретила их резким ветром и хлещущим дождём, но после спёртого воздуха дома, насыщенного конденсата ацетона, запаха старых носков, испражнений и кондиционера, пытавшегося бороться с этим зловонием, сырой, болотистый и гнилостный воздух улицы показался живым и даже приятным. И мёртвая тишина. Даже в ближайших домах, несмотря на сумерки, свет не горит. С момента отключения света никто так и не починил в их домах электричество, а возможно, уже и некому чинить или это никому не надо.

Они вчетвером шагают по дорожке в направлении трассы, где заканчивается лес. В небе тишина и темнота. В эту окраину не залетают клаудузы. Поэтому надо дойти до первого электрического столба и вызвать его. Конечно, можно через сеть. Но герои настолько устали и вымотались, что сейчас рады просто тому, что находятся на улице, на открытой местности.

– Так вот, о свободе, – пройдя немного в тишине, возвращается к теме Гамерман. – Сейчас мы относительно свободны. И как вы себя чувствуете? Чувствуете, что чего-то не хватает? Ограниченного пространства. Хоть и тошно там, и плохо было. Но мы привыкли к нему. Ограничения – это отличная поддержка.

– Нет, мне сейчас лучше и комфортнее, – отзывается Ангелина. – Я ненавижу ограничения и всё, что их рождает. Привязанности, зависимости. Я люблю свободу.

– Ты, это другое дело! – горячится Гамерман. – Ты уже привыкла к свободе, к свободному образу мыслей, ты продвинута в психологическом плане. Таких, как ты, единицы. Я пока ещё не очень-то привык к этому. Я работаю в системе, и там есть ограничения. И я часто ощущаю себя наркоманом, подсаженным на иглу трейдинга. Поэтому заставляю себя уезжать, отдыхать и неделями не заходить в торговую систему. И в это время мне действительно легче дышится и живётся. Но это на время. Через какой-то период меня снова тянет в эту систему.

– Может, должен быть баланс? – Оливер, идущий впереди всех, оборачивается. – Но баланс разумный, не приводящий к последствиям. Все же знают, что зависимое поведение рождает последствия. Нет ничего плохого в том, чтобы зависеть от работы или науки.