Клей

Между жилой частью дома, где обитает Макс, и половиной матери он оборудовал звукоизоляцию, чтобы не было слышно ее криков. Сначала она орала постоянно, истошно, просто так. Макс прибегал по первому зову, но со временем стал игнорировать ее призывы и отстранился. Мать перестала кричать, а потом и разговаривать. Лишь пустым взглядом она следила за действиями сына, когда он заходил к ней. Теперь бывают дни, когда он не заходит. Она голодает, мочится и оправляется под себя. И ему в следующий раз приходится менять бельё, мыть её. Брезгливость он уже давно поборол, но свалившиеся на него заботы давят. Иногда ему снятся сны, в которых мать умерла, и он, наконец-то, свободен. После такого сна его накрывает жуткий страх, что он вообще об этом думает, ведь когда это случится в жизни, он останется совсем один в этом мире.

И вот сейчас перед ним сидят шестеро и смотрят на него, как на спасителя. Шесть несчастных жертв. «Они ждут волшебную пилюлю, глупцы. Все ждут спасения. Никто не хочет умирать. Все надеются на лучшую жизнь». У Макса есть своя идея, как сделать жизнь лучше. Уж он-то точно знает. Сколько он выстрадал со своей прикованной к постели матерью! Никакой личной жизни, никакой надежды на нормальную жизнь в социуме. А теперь стало бессмысленно делать карьеру, заводить семью. Всё равно все умрут.

– Здравствуйте. Рад приветствовать вас всех сегодня в нашей группе. Кто начнёт? – говорит Макс, приветливо улыбаясь и оглядывая всех добродушным взглядом.

Все сидят молча. У них всегда так начинается, – первые минуты все молчат и оглядывают друг друга. Первым ёрзает толстый китаец с рыжими волосами. Он чешет затылок и смотрит исподлобья на Макса. Видимо, чувствуя своё преимущество, что среди женщин он единственный мужчина, не считая ведущего, он решается заговорить. Его лоб покрывается испариной, и выступившие капли пота вот-вот потекут по лицу. Рыжий выглядит очень напряжённым. Его явно что-то беспокоит, и он готовится произнести речь. Это даётся ему с большим трудом. Наконец, вздохнув, он говорит:

– Я сегодня проснулся в страхе, хотя я так просыпаюсь всегда. Мне чего-то не хватает, тревога и дышать трудно. Как обычно, вышел на кухню, где сидела мама и курила. Мы в последний год стали очень далеки друг от друга. Раньше она меня хотя бы обнимала, а сейчас не подпускает к себе, да и я боюсь как-то. Вдруг прилипнем. Всё это очень тяжело. Мы, как чужие, хотя живём вместе.

– Тебе уже сколько лет? Здоровенный детина, а всё по мамочке страдаешь, – фыркает прямолинейная Динара.

Её раздражают почти все, и она на всё имеет свою точку зрения. С виду кажется очень независимой и самостоятельной женщиной. Но это не так. Это всего лишь защитная оболочка её пугливой, неуверенной внутренней сущности.

– А сами-то Вы беспокоитесь о своих детках и от сыночка не отходите, всё живёте с ним, а обеих дочерей выпроводили кого куда, – обиженно защищается рыжий.

Все дети Динары, кроме старшей дочери, пьющие, да и она сама любит приложиться. У старшей дочери двое детей и второй муж. А средний сын разведён. Он и младшая толстая дочь, спутавшаяся с уголовником, пьют регулярно. У самой Динары третий муж, тоже бывший уголовник, и все любят крепко выпить. Динара – маленькая, юркая, суетливая, беспокойная мать троих детей с жидкими крашеными в белый цвет волосами. На глазах фрики, убойная улыбка. Отсутствие одного верхнего зуба придает ей несколько комичный вид, но эта улыбка такая счастливая, что создает впечатление о Динаре, как о человеке недалекого ума, но очень добром и искреннем. Сложно предположить, что эта женщина вся пропитана злостью, желчью, завистью и обидами. Причём это обида на весь мир в целом, и она уходит корнями в прошлое, усугубляясь с каждым годом. Она пришла в группу с надеждой найти пропавшего сына, или хотя бы выяснить, что с ним, – всё-таки занятия ведет экстрасенс. Её ненаглядный сынок! Он уже месяц не даёт о себе знать. Пусть он уже взрослый, всё равно она беспокоится. Сейчас такое непростое и страшное время. Она склонна думать, что это злодейка судьба, и что её кто-то сглазил. Она очень суеверна. Этот укол рыжего задевает её, и она, вспыхнув, уже готова ответить, но по праву ведущего вмешивается Макс:

– Мы уже обговаривали наши правила. Мы никого не обвиняем и не осуждаем, – Макс смотрит на Динару, потом обводит взглядом остальных. – Что Вы чувствуете сейчас, Диана?

– Не Диана, а Динара, – вскинув голову так, что очки подскакивают на лоб, гордо произносит она. – Ну, не знаю я. У него есть мама рядом, а он ещё осуждает её. А у меня пропал сынок, и я не знаю где он.

– О, извините, Динара. Я оговорился, – любезно улыбается Макс. – Действительно, тяжело переживать потерю близких людей и особенно детей. Но сейчас такое время. И всё же скажите, что Вы чувствуете?

– Но почему со мной всё это произошло? Именно со мной? Чувствую обиду, горечь, мне очень больно и… – Динара на мгновение затихает, опустив голову, – жутко страшно. Мне очень страшно.