Клейкая лента для двоих

Я кивнула, а он взял меня за руку и повёл в кафе. Так и завязались наши отношения с Данилой Вороновым, частным детективом и охотником за преступниками.

Сегодня четвёртое свидание, и я, наконец, решила расстаться со своей невинностью. Тошка стебёт, обзывает нафталиновой девственницей, поросшей паутиной, а я ждала его, своего редкого и ценного экземпляра. Вчера готовилась весь день. Сходила на эпиляцию интимной зоны, всё так же по совету Тошки. Она в Москве давно, знает вкусы столичных мужчин, так что теперь я там непривычно голенькая с тонкой полоской вдоль лобка. Представляю, как Даня запустит туда руку, пройдётся по бархатистой кожице, заурчит, как котяра и…

– Привет, малыш. Давно ждёшь? – Даня стянул меня со стула и мазнул обещающим поцелуем по губам, запуская бабочку на копчике и её подружек в животе. – Прости. Немного задержался.

Его голос понижается после поцелуя, переходя на рычащий хрип, а я теку от вибрации в груди, вторящей его сиплому рычанию. Мы поздно обедаем, или рано ужинаем, а затем он берёт меня за руку и молча ведёт в машину. Его взгляд без слов говорит, что он хочет со мной сделать, а моя бабочка давит на копчик, подгоняя и заставляя активнее перебирать ногами. Мы также, молча, едем по раскалённым улицам города, боясь спугнуть обещание жаркой ночи, повисшее в салоне автомобиля.

Воздух в лифте накаляется, с болью проникая в лёгкие, и я вижу, как потрясывает от напряжения его руки. Он сдерживается из последних сил и срывается, толкнув в квартиру и захлопнув в дверь. Разворачивает к себе спиной, стягивает топ и джинсовую юбку, оставляя меня в белье и босоножках.

– Я мечтал об этом с того дня, как увидел тебя на четвереньках, – шепчет, дотрагиваясь кончиками пальцев к крыльям.

Я чувствую горячее дыхание, губы и язык, очерчивающий контуры татушки, и содрогаюсь крупной дрожью, с трудом удерживаясь на ногах. С каждым касанием к коже, с каждым шумным вдохом, его руки сильнее сжимают мои бёдра, жадно шаря по животу, оглаживая ягодицы и спуская трусики танго, освобождая для умелых пальцев доступ к сокровенному. Не поднимаясь с коленей, разворачивает и зависает на гладком лобке, ведя по полоске вниз. Я плавлюсь под почерневшим взглядом, и в тоже время мне стыдно от своей наготы. С силой сдерживаю руки, чтобы не закрыть, не спрятать то, что берегла для него.

– Бля… Ты такая красивая, – он, не отрываясь, раздвигает половые губки и размазывает пальцем соки, постыдно вытекающие из меня. Я дёргаюсь от откровенной ласки, пытаюсь свести ноги, но он удерживает меня на месте и поднимает глаза, залитые голодом и похотью. – Я только попробую, малыш. Тебе понравится.

Меня простреливает от его языка, осторожно исследующего складочки, от шевеления ноздрей, вдыхающих моё возбуждение, от утробного урчания, отдающего в живот. Я облокачиваюсь на стену, потому что ноги ватные от напряжения, и издаю протяжный стон, подаваясь бёдрами вперёд к таким ошеломляющим ласкам.

– Ты охрененная… вкусная… сладкая, – он закидывает мою ногу на плечо и требовательно всасывается в плоть, орудуя губами, зубами, помогая руками насаживать бёдра на язык.

Я уже не плавлюсь, я горю. Бабочки истерично бьются в животе, пытаясь вырваться из сдавливающих внутренности тисков, и я уже поддаю бёдрами сама, трусь мокрой промежностью о лицо, ускоряюсь, тянусь за бикфордовым шнуром, чтобы разорвало наконец, выпустило сумасшедший рой, цепляющий и колющий своими лапками.

– Ещё… пожалуйста, ещё… – невменяемо прошу, зарываясь руками в чёрную шевелюру, подтягивая повыше, туда, где болезненно пульсирует клитор. Лёгкий укус, поджигающий шнур, подрывающий запал, разрывающий на части, так сладко, так хорошо.

– Умничка, – слышу сквозь толщь воды, качаясь на руках, как на согретых солнцем волнах.

Спина касается прохлады покрывал, а тело лишается крепких рук. Через марево вижу, как он спешно избавляется от одежды, и замираю на его члене, гордо вздымающемся кверху.

– Господи. Какой огромный, – паника накрывает моментально. Я не потяну. Он меня порвёт. Судорожно ищу руками за что зацепиться, но они скользят по шёлковому покрывалу, не давая опоры, чтобы отползти, спрятаться, спастись.

– Первый раз? – склоняется надо мной, вглядываясь в лицо. – Я буду осторожен. Расслабься, малыш.

Нежный поцелуй, успокаивающий, отвлекающий. Рука сминает грудь, так и не освободившуюся от бюстгальтера, язык неспешно сплетается с моим, и я расслабляюсь, не думаю о боли, о размере. Думаю, только о нём, о моём редком экземпляре, о моём Дане Воронове, подарившем мне первый в жизни оргазм. Не замечаю тяжести его тела, расположившейся между ног, головки, направленной к входу во влагалище, и только режущая боль отрезвляет, заставляет напрячься, сжаться, задёргаться в попытке выбраться.

– Потерпи, малыш. Потерпи. Уже всё, – шепчет, удерживая бёдра, вдавливая собой в матрас, слизывая слёзы, стекающие по вискам. – Ещё чуть-чуть, и всё.