Лес встретил нас сумраком и запахами хвои, грибов и осенней листвы. Было довольно прохладно. Я это едва замечал: доводилось терпеть и не такое, привык. Стылые камни и влажный опад под босыми пятками только бодрили. А вот мальчишка в насквозь пропитанной потом рубашонке зябко ежился. Он испуганно озирался и, казалось, сам не знал, чего боится больше — отойти от меня или приблизиться. Но стремление спасти брата все же было сильнее страха, и я не без удивления понял, что почти зауважал сосунка. Он порывался бежать, пришлось осадить. В изобилующей выворотнями, торчащими корнями, ямами и оврагами местности в спешке можно и ногу свернуть, если не шею, да и силы следовало поберечь. Венк — так назвался мой проводник — уверял, что найдет урочище, в котором охотники повстречали верна, потому я решил направиться прямо туда, а затем идти к деревне по их следам. Шли быстро, но в таком темпе, который можно долго поддерживать. Я прислушивался и осматривался, чтобы не пропустить возможную опасность или Шоила — нельзя было исключать вероятность, что ребенок побежал в сторону дома Нелюдимого. О том, что никуда он не убежал, думать не хотелось. Но я, конечно, думал. И, хотя судьба мальчика была неизвестна, чувствовал свою вину — перед Тиренном, который верил в мою непогрешимость, перед неизвестным лекарем, три луны назад отдавшим за меня жизнь… и даже перед Венком и другими крестьянами. «Выходит, не зря ждали от меня несчастья». Конечно, тварь могла явиться в эти места откуда угодно, но я чувствовал: верн — мой, из той самой, едва не угробившей меня бреши. Она была открыта достаточно долго, чтобы из нее поналезло изрядно этой пакости. А я в тот раз оказался в таком плачевном состоянии, что не мог с ней справиться… И винить некого, кроме себя.
Черноигольный бор, где мужики видели верна, мы нашли без труда, восстановить картину событий тоже оказалось несложно. Крестьяне заметили эту дрянь издалека и бросились наутек — их путь проследил бы и слепой, ломились не разбирая дороги. А вот пепельно-серая полоса на соломенно-желтом ковре мелкой травки-подигольника пролегала на приличном расстоянии и совсем в другом направлении — значит, верн ими не заинтересовался, у него была другая добыча… Это обнадеживало. Венк, уверившись, что тварь не тронула брата, заметно приободрился. Тревога никуда не делась, но панический ужас исчез. Парень не раз сталкивался с обычными опасностями, подстерегающими в лесу, и знал, что им противопоставить. Осмотрев все вокруг, мы пришли к выводу, что Шоил бежал вместе с остальными, и двинулись в ту же сторону — медленно, чтобы не пропустить место, где он отбился от своих. Прошел час, за ним другой. Черноигольный бор остался далеко позади, теперь вокруг высились стройные деревья с заметно поредевшими желтыми кронами. Под ногами шуршала опавшая листва. Мальчишка оказался неплохим следопытом и теперь вел меня в нужном направлении, легко отслеживая путь беглецов даже там, где я не видел никаких знаков.
— Господин Север, — робко подал голос Венк. — Как там… она?
Я сразу понял, о ком он, и ответил, не скрывая презрения:
— Не твоего ума дело, парень. Ты ей теперь никто.
— Да я… просто… — замямлил мальчишка смущенно и грустно.
Я разозлился. Девчонка и ее отец были мне едва знакомы, но уже небезразличны, и слушать оправдания этого слюнтяя…
— Обещал, наверно, жизнь отдать, а когда с ней несчастье случилось — и любовь прошла. Трус!
— Несчастье? — вдруг заволновался Венк. — Что с ней? Господин Путник, пожалуйста! Она жива? — он требовательно дергал мой рукав, позабыв о том, что прикасается к Одинокому.
До меня стало доходить, что сделал поспешные выводы и влез не в свое дело. Мало ли, что у них произошло. Может, Тиренн сам разорвал помолвку — решил, что Венк его дочери не пара. Или сама Бенира разлюбила… Кто меня за язык тянул?
А парень, напуганный моим молчанием, уже всполошился не на шутку.
— Да жива-здорова! — с досадой сказал я, опасаясь, что юнец сейчас бросит поиски Шоила и помчится спасать любимую неизвестно от чего. — Клянусь, все с ней нормально. Ты брата ищи, герой.
Пацан прекратил метаться и прибавил шагу.
Первым его заметил Венк.
— Братишка!