Клейменные одиночеством

Обогнув равелин и приблизившись ко рву, я направился на свет фонаря у ворот. Копыта Друга гулко застучали по заиндевевшему настилу узкого мостика. Он был такой же, как и семь весен назад: казалось, вот-вот обрушится. Креяр, гордившийся историей рода и трепетно хранивший всякое подтверждение его величия, помнится, собирался восстановить разрушенный подъемный мост «следующим летом». Но планам что-то помешало — вряд ли владетель просто передумал. Может, Аскел осуществит мечту отца? Как знать…

Ворота оказались заперты. Со стены меня то ли не увидели, то ли поленились окликнуть. А может, там и не было никого — снизу не разглядеть. Пришлось свеситься с седла, чтобы дотянуться до молотка, расположенного удобно для пешего. Слезать с нувара не хотелось: я слишком устал, чтобы стоя дожидаться привратника.

Однако скрип и шуршание из-за ворот послышались почти сразу.

— Кто там шумит на ночь глядя?

— Грэн Север. Одинокий.

— А я король Исталейн восьмой! — молодой, судя по голосу, парень, рассмеялся, довольный шуткой, но вновь посуровел: — Завтра приходи, спят все уже.

Тут он, скорее всего, соврал: так рано в замке не ложились.

— Я бы тоже не отказался.

— До утра отворять не велено! Иди в деревню просись. А хочешь — под воротами ночуй, мне дела нет.

— Ну что ж. Так и поступлю, — покладисто согласился я. И коварно предположил: — Может, даже умру здесь же… Холодает, знаешь ли, — действительно, дыхание на морозном воздухе вырывалось изо рта белыми облачками.

Что бывает с теми, кто находится рядом с Одиноким в момент его смерти, знали все. Привратник исключением не был и проигнорировать угрозу не смог. Однако узкое смотровое окошко, едва приоткрывшись, тут же со стуком захлопнулось.

— Врешь, проходимец!

Моего лица он, конечно, не увидел. Но чтобы сделать выводы, хватило рваной штанины и грязного легкоступа. Благородные люди — будь они урожденными аристократами или Одинокими — так не одеваются. Обычно.

После непродолжительного шороха наступила тишина. Стражник решил не морочить голову и вернулся в тепло? Я с проклятиями спешился и принялся колотить в ворота: да кто он такой, этот невежа, чтобы гнать меня?! Стук показался недостаточно громким. Я снова схватился за кольцо молотка, но парень уже вернулся.

— Что ж ты неугомонный такой?! — возмутился он. — Сейчас весь замок всполошишь. Сказано же: до утра не открою. Приказ у меня. На-ка вот, чтоб не околел, — из открывшегося окошка высунулся ком ткани.

Потянув за него, я вытащил потрепанный плащ с меховым подбоем — и рассмеялся, когда из свертка вывалилась краюха хлеба.

— В деревню ступай! Раз на трактир денег нет, к старухе Зарне постучись, во второй от дальнего конца дом. Она пустит, чужака не побоится. Красть у ней все равно нечего… а невинность сама бы отдала, да никто не берет, — он хмыкнул.

Малый оказался незлым. Пустить во двор неизвестного путника ему мешало служебное рвение, а вовсе не черствость. Однако захлопнуть окошко служака не забыл, свою клейменую рожу показать я не успел. Мелькнула мысль, не лучше ли и правда отправиться в деревню или заночевать в палатке у костерка, никого не тревожа. Помыться, опять же, не помешает, прежде чем к приличным людям в гости напрашиваться… Но тут послышались шаркающие шаги.

— Что тут еще, Кемен? — этот голос — низкий, густой, звучный — ни с каким другим не спутать.

— Капитан Снериг! — обрадованно крикнул я. — Это Север.

За воротами несолидно охнули, завозились, что-то грюкнуло, заскрипело — и мы с Другом едва успели шарахнуться в сторону, чтобы не угодить под удар тяжелой створки.

— Добро пожаловать, Страж Мира! — прогудел невысокий старик с вислыми усами и серебряными от седины волосами, собранными в хвост на затылке.

Богатырский бас никак не вязался с тщедушным на вид тельцем Снерига. Но мне однажды довелось наблюдать за его упражнениями с мечом во дворе — и убедиться, сколь обманчива бывает внешность. Конечно, с годами Снериг не молодел, но дряхлее, чем раньше, не казался.

— Видеть вас снова — великая честь, — капитан почтительно склонил голову.

Из-за его плеча на мое клеймо таращился расширенными от ужаса глазами темноволосый юнец в такой же, как у Снерига, синей рубахе с вышитым серебром гербом Зиал-Линарра. Я знал, что он видел: не просто розу ветров с удлиненным верхним лучом — смерть свою он видел, скорую и неотвратимую. А может, вообразил что-нибудь и пострашнее.

— Д-д-добро п-п-пожаловать, — выговорил он. — Простите, господин Страж Мира!

Военные никогда не называли нас Одинокими, предпочитая официальное именование. В отличие от Снерига, парень вряд ли успел послужить короне — скорее, просто брал пример с наставника.