Все это Пиа явно неприятно, она застыла в кресле, сидит очень тихо и размышляет. Можно подумать, мне это нравится, однако я лучше владею своими чувствами. Ведь получается, Креван в самом деле старается скрыть, что он со мной сделал, он убирает свидетелей, и я отнюдь не в безопасности.
– Никаких записей в личных делах стражей, – говорит вдруг Пиа. – У них нет ни провинностей, ни нареканий. Ни намека, что их собирались уволить. Бюджет не сокращали. Их контракты не истекли. И вдруг, внезапно, они ушли. Пятеро в один день. На следующий день после Клеймения. Насколько я понимаю, сейчас они нигде не работают. Я позвонила Тине домой. Она не взяла трубку. У нее есть дочь, может быть, она что-то знает. Завтра я поеду к ней.
– Выходит, вы мне поверили? – с тревогой уточняю я.
– Нет, я вовсе не говорю, будто поверила! – поспешно возражает она. – То есть… не знаю, но я должна все проверить, прежде чем… Ведь это очень серьезное обвинение, и если он в самом деле так поступил, то…
– То что?
– Ну, тогда… – вздыхает она. – Тогда многое окажется под вопросом.
–
– Несправедливое обращение в камере Клеймения еще не доказывает, что ты не заслужила Клейма, Селестина.
Я молча вытаращила глаза. Ее не переспоришь.
– Но это означает, что
Она притихла. Потом сменила тему:
– Я слышала, тебя не пускают в школу.
Я почувствовала прилив гнева.
– Из-за вашей статьи с фотографией
По ее виноватому лицу я поняла, что статья была заказной. Но я увидела кое-что еще: кажется – вот уж не подумала бы – эта женщина не вовсе лишена совести.
– Разве дома не лучше? – спросила она. – В школе ты была единственной с Клеймом, это ведь тяжело.
– Пытаетесь убедить себя, будто оказали мне услугу? Не старайтесь, это неправда. Я хочу учиться в школе. Это мое право.
Она растеряна, снова пытается что-то сообразить:
– Каково человеку с Клеймом в школе? Единственной ученице с Клеймом?
В этом вопросе я не вижу подвоха: никогда прежде она не спрашивала, каково мне, что я чувствую, ведь читателям газет не рассказывают о чувствах Заклейменных, а если что-то об этом и пишут, то лишь ради устрашения.
Я вздыхаю:
– Не знаю, как переживают это люди постарше, но подростки хотят быть хорошими, как все. Никто не хочет выделяться, уж я точно этого не хотела. Да и чем можно выделиться? Лишь быть самим собой. Каждый старается показать, что все у него круто, а на самом деле никто и понятия не имеет, что к чему. Не знаю, может быть, у взрослых по-другому.
Пиа улыбнулась:
– Нет, по правде говоря, у взрослых так же. Журналисту приходится нелегко, – добавила она, и я ответила ей подозрительным взглядом. – Нет, в самом деле. Совсем не все удается опубликовать в том виде, в каком хотелось бы. И собственный голос не всегда тебе принадлежит.
Она так и не извинилась за статью, с помощью которой меня выдавили из школы, но эти слова уже довольно близко напоминали извинение. Сегодня она написала о том, как Ангелина Тиндер «подготовила» меня к роли Заклейменной, и закончила статью вопросом, кто еще учился у этой женщины играть на пианино. Она несколько раз процитировала мои слова из предыдущих наших разговоров, повернув и исказив их таким образом, чтобы придать им нужный для этой статьи смысл. Статью украшают фотография Ангелины до суда и моя перепуганная физиономия в тот момент, когда я выходила из ее дома. Заголовок: «Заклейменная учительница музыки вербует новичков».
Я присмотрелась к Пиа и поняла, что она никак не может решить, публиковать ли ей статью о шестом Клейме. Пойти против Кревана или не рисковать.
– А вы скажите, что все должно быть напечатано так, как написано.
– Это не так-то просто.
– Еще как просто.
– Меня не послушают.
– Тогда уходите. Найдите себе другую работу.
– Мир устроен сложнее, чем тебе кажется, Селестина.
Я только плечами пожала.
– Бросить прекрасно оплачиваемую работу, где я пусть не всегда и не все могу рассказать так, как хотела бы, но все же многое удается? У меня собственная колонка, свое шоу. И кто будет кормить обоих моих детей?
– Вы кормите их ложью?
Это ее задело, она снова замолчала.
– Сегодня я поеду к Тине, попробую ее расспросить. Можем ли мы с тобой встретиться ближе к вечеру?
– Меня дома не будет.
Взглядом она потребовала пояснений, и я добавила:
– Иду на день рождения. К парню из школы.
– Как хорошо! – сказала Пиа.
Не знай я ее, поверила бы, что она за меня рада. Но я не могу доверять ей. Может быть, она помогает Кревану выяснить мои планы? Разыщет стражей и научит их врать? Запугает: они, мол, пытаются помочь Заклейменной? А если я скажу ей, что мистер Берри снимал в камере Клеймения, она отыщет запись и уничтожит? Нет, я не стану ей доверять. Слишком близка она к Кревану и пока что ничем не заслужила мое доверие. Ни о Кэррике, ни о мистере Берри я не скажу ей ни слова.
И постараюсь найти их прежде, чем она доберется до них.
22