Отнеся голову на место, Лапидиус сказал себе, что пора отрешиться от постоянного круговорота мыслей об этом. Он вернулся в лабораторию и взялся за свои алхимические штудии. Поскольку теперь он был более чем ограничен в лабораторных средствах, пришлось оставить опыты с амальгированием и попытаться прийти к цели иным путем.
Из семи принципов герметики, известных каждому алхимику, он решил применить третий. Он гласил, что в мире ничто не находится в состоянии покоя, и все находится в состоянии движения, так что все постоянно производит колебания. Изменение колебания, как значится далее, у многих веществ несет в себе и качественные усовершенствования. Поскольку золото является лишь более высоким колебанием ртути, следует
От прежних экспериментов у него еще осталось железное колесо с ручным приводом. Если вертеть приводную рукоятку, колесо приходит в движение — очень простой и очень полезный механизм. На протяжении следующего часа он установил на ободе колеса деревянные головки, а над ними закрепил деревянную доску. Теперь, если вертеть рукоять, каждая головка передавала крошечный толчок на доску. Достигнув этого, он испытал глубокое удовлетворение, потому что осталось только зафиксировать на доске стеклянную колбу с ртутью, и опыт можно начинать.
Он взял аламбик в форме медведя и влил туда небольшое количество жидкой ртути. Потом запустил колесо. Как и положено, с этого момента аламбик получал незначительные толчки через равные интервалы. Ртуть внутри пришла в движение.
Лапидиус остановился. Надо подходить по-научному. А это значит, точно установить ход эксперимента. И, разумеется, придерживаться вариативности. Слава богу, его журнал пережил нашествие вандалов, так что можно было вносить соответствующие записи. Острым пером он написал:
Так, еще нужны минутные песочные часы. Установив их, он начал крутить колесо, одновременно отсчитывая повороты. Когда минута истекла, оно совершило пятьдесят восемь оборотов. Поскольку на ободе колеса сидело тридцать головок, ртуть получила за минуту: пятьдесят восемь на тридцать — тысячу семьсот сорок толчков. Но в колбе ничего не изменилось. В последующее время Лапидиус повышал и понижал скорость оборотов, многократно менял продолжительность вращений и все скрупулезно заносил в журнал. В монотонном верчении колеса его мысли то и дело сбивались на другое. Мертвая голова с двумя рогами стояла у него перед глазами. Без сомнения, самим этим фактом кто-то жаждал самым жестоким образом показать всем, что Фрея заключила союз с дьяволом — чтобы снова бросить на нее тень и в конце концов уничтожить. А заодно и его, Лапидиуса.
Колесо ровно жужжало. Ртуть колыхалась в аламбике… Где смерть настала бедняжку? Здесь много возможностей. Скорее всего, где-то в непосредственной близости от его двери, куда потом была повешена. Исходя из этого, логично предположить, что и козел, чьи рога здесь использованы, тоже был из ближнего окружения. И такое животное было в наличии: козел Тауфлиба. Лапидиус и не заметил, как начал крутить колесо быстрее. Тауфлиб убийца? Вон как! Чем дольше он об этом думал, тем вероятнее казалось предположение. Он вспомнил все странности этого человека. Его чудаковатые манеры, скверный характер, его холостяцкую жизнь и слабоумного подмастерья Горма. Горм, которого не хотел брать ни один мастер — а Тауфлиб взял.
Лапидиус все вертел и вертел колесо. Если это и вправду совершил мастер, то где же сам труп? Голова принадлежит какому-то телу. А если дело обстоит именно так, то оно должно как-то обнаружиться. Может, и оно находится где-то совсем рядом? Рука Лапидиуса повисла в воздухе. Может, в доме Тауфлиба? Или — что за жуткая мысль! — даже в его собственном?
Лапидиус потерял покой. Ничего ему вдруг не стало так безразлично, как третий герметический принцип для получения золота. Надо перевернуть весь дом. Сейчас, немедленно. Каждую каморку, каждый угол. Снизу доверху и обратно, и только когда будет абсолютно уверен, что под его крышей не лежат никакие части мертвого тела, он успокоится. Он вскочил и немедленно бросился претворять свои намерения в жизнь.
Но как он ни старался в следующие часы, так ничего и не нашел. Нигде.
За это время его пульс нормализовался, и он снова мог ясно мыслить. «Если бы труп был в моем доме, Крабиль бы его вчера обнаружил, — сказал он себе. — И как мне раньше это не пришло в голову?» Он закончил поиски и, почти умиротворенный, уселся в своей лаборатории.
— О Боже, Боже! Вам чё, худо, хозяин? — Марта, вернувшись от матери, стояла в дверях.
— Нет-нет, просто я кое-что искал.
— Чё искали-та? Чёй-то надобное? Как по вам, хозяин, дак скажешь, что больно надобное!