Клеймо дьявола

Внезапно опять раздался шум. Кто-то молотил кулаками по задней двери. Тауфлиб? Лапидиус прошел в кухню и увидел в окно мастера, который, задыхаясь от ярости, прыгал перед дверью. Чего ему надо? Открыть и обрушить на его голову, что он «сын дьявола»? Нет уж, памятуя о неудачном разговоре с Фетцером и принимая во внимание головную боль, этого делать не стоит. Пусть себе стучит, сколько хочет — он не откроет!

Лапидиус добрался до любимого кресла и сел. Тем временем Тауфлиба уже не было слышно, видно, убрался восвояси. Тауфлиб. И Фетцер. И возможно, Крабиль. В отношении первых двух он был уверен, что они причастны к убийству Гунды Лёбезам и обезглавленной девушки. А вот что касается начальника стражи, надо поразведать. И прежде всего выяснить, на какой повозке он увозил тело Вальтера Кёхлина. Если это фургончик Фреи, то сам этот факт уже доказательство его виновности.

Вообще о доказательствах. Каким наивным он был, когда начинал свои расследования! Он полагал, будет достаточно того, чтобы выяснить, кто скрывается под маской Filii Satani, а теперь видел, что это еще далеко не все. Необходимо их уличить, и лучше при свидетелях. Смелое предприятие, которое казалось невыполнимым.

И ко всему требовалось еще кое-что: прежде чем уличать кого-то, надо было самому убедиться, что тот является убийцей.

Уверен ли он, что это Тауфлиб, Фетцер и Крабиль? Честно говоря, нет. Были и другие в высшей степени подозрительные личности. Все еще были.

Лапидиус застонал. Так много всего он узнал! И все-таки недостаточно. Приведет ли его это к неоспоримым доказательствам? Существуют ли они вообще, «неоспоримые доказательства»?

Очевидно да, и это потрясало. Единственное, что было несомненным, установленное убийство двух женщин. Больше ничего. А дальше начинались его домыслы, потому что даже то, что обе были зверски убиты в пещере Шабаша, еще не являлось фактом. Одну, Гунду Лёбезам, нашли на рыночной площади. Другая, чьего имени никто не знал, была обезглавлена, а голова повешена над его дверью. Тело же так нигде и не всплыло. Но где-то же оно должно быть. Если не в пещере, не в его доме и не у Тауфлиба, то где?

Лапидиус прикидывал так и эдак. И пришел к единственному решению: придется еще раз подняться на Оттернберг.

СЕМНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ ЛЕЧЕНИЯ

— Мастер Тауфлиб спрашивал вас, хозяин. Ярился да ругался почем зря. Чё тако?

Лапидиус протер глаза. Он с трудом приходил в себя. Марта стояла в дверях и с любопытством таращилась на него.

— Дак я его отшила. Хозяин спит, говорю, и будить его не буду. С тем и убрался.

— Умница. Поговорю с мастером Тауфлибом, когда сам сочту нужным.

Лапидиус с наслаждением потянулся и почувствовал, что сегодняшним утром ему было гораздо лучше. В отличие от прежних, нынешнюю ночь он провел намного спокойнее. И головная боль исчезла. Похоже, действие дурманящего напитка кончилось. По результатам эксперимента следовало констатировать, что содержимое бутылочки вызывало нарушение координации, головную боль, искажение восприятия окружающей реальности и сверх того необычайную веселость.

— Плесни-ка мне горячей воды в тазик, а потом иди, намажь хлеба маслом. И налей кружку пива.

— Ага, хозяин, щас, хозяин.

Окрыленная радостью, что Лапидиус наконец-то что-нибудь из ее готовки поест, Марта принялась за работу.

Чуть погодя хозяин дома сидел за кухонным столом и вкушал завтрак. Марта сияла, подкладывая ему на тарелку очередное яйцо.

— Щё, хозяин? Полужу щё чуток?

— Бога ради, я сейчас лопну.

— Дак как жа я рада, хозяин! Дак неужто я вам не говорила, что будет скусно! А колодезь-та опеть справнай. Горм вытащил оттудова пару крыс, мертвах, как есть мертвах. А вода-то снова годна. Старай Кётер забрел сёдня, цело ведро вылакал, и ничё. Снова годна вода-та.

— Ну и прекрасно. — Новость была утешительной. — Скажи, ты уже была у Фреи?

— Нее, хозяин. Дак ключа-та у меня нету.

— Ах, да.

Чтобы доставить Марте удовольствие, Лапидиус доел все до крошки и встал:

— Тогда пойду, взгляну на нашу пациентку.

Поднявшись наверх, он постарался принять бодрый тон:

— Привет, Фрея, пошел семнадцатый день твоего заключения, а там еще три дня, и все позади.

В ответ послышался лишь слабый стон.

— Фрея? — Лапидиус поспешно открыл замок и тут же отпрянул назад.

Больная лежала, скрючившись, на тюфяке. Голова, руки, плечи, блестя потом, беспорядочно подергивались. Она плакала? Или это были судороги, вызванные лечением?

— Фрея! Послушай! — он протянул ей кружку. — Фрея!

— Я хочу… умереть, — ее слова были тихим шепотом.

Он отставил посудину и встал на колени.

— Чепуха! Ты что, не слышала? Осталось только три дня, только три!

— Нет!

— Но… но вчера еще все было в порядке… Марта сказала… ты разговаривала с ней, все вытерпела… — Лапидиус застыл.