Зов был едва слышен. Он исходил от отверстия теплового канала. Фрея! По крайней мере, она дома. Он подошел к своей постели и наклонился к слуховому отверстию:
— Фрея, я вернулся. Не знаешь, где Марта?
— Нет, я… нет, — ее голос звучал слабо и невнятно.
— Ну ладно, вернется. Сейчас мне надо позаботиться об атаноре. Потом я поднимусь к тебе.
Он подошел к красной печи алхимика и проверил жар. Жар был слабый, угли еле теплились. Огонь не должен погаснуть! Срочно нужно подложить дров из поленницы за домом. Он поспешил туда и с удивлением обнаружил, что задняя дверь широко распахнута. Забыл ее закрыть, пока искал Марту? Странно… Но рассуждать было некогда. Прежде всего, надо накормить атанор.
Немного погодя он уже отточенными за долгие годы движениями подкладывал в топку поленья, занятие, которое его всегда успокаивало. Мысль о Марте не давала покоя. И о
Поднимаясь по лестнице, он шарил в кармане в поисках ключа. Где же эта железка? Он поднапряг память и вспомнил, что Марта была последней, кто поднимался к Фрее. Вчера вечером. Оставалось только надеяться, что она не унесла ключ с собой.
С тревогой в душе Лапидиус вернулся в кухню и вынул из стены кирпич. Слава богу! Ключ лежал на месте. Он взял его и, перешагивая через ступень, поднялся к Фрее.
— А вот и я. Вообще-то я хотел заглянуть к тебе вчера, но просто заснул.
— А, — сказала Фрея. Она была рада наконец увидеть его. Никогда она не откроет ему, как сильно ждала.
— Ты ничего такого не слышала? Марта должна была зайти к тебе, вернувшись с рынка.
— Нет, ничего. Хотя… вроде бы Марта ругалась. Она все время кричала: «Отстань от меня!» и «Проваливай!», — говорить Фрее было трудно.
— Значит, в доме находился кто-то еще?
— Да.
Лапидиуса обуял страх. Задняя дверь! Она была распахнута, уже когда он пришел. Кто-то посторонний сломал замок и вошел в дом? Мужчина? Женщина?
— Ты слышала, с кем говорила Марта? Может быть, узнала голос?
— Нет.
— Может, это был Горм?
— Не знаю.
— Ладно, ладно, — Лапидиус постарался казаться спокойным. — Наверное, этому есть какое-то простое объяснение.
— Мне жарко.
— Я запалил атанор. Подожди… — Он отпер дверцу, чтобы в камеру потянуло прохладным воздухом. Делал это он против воли, потому что в последние дни предписания для излечения сифилиса должны соблюдаться особенно строго. А с другой стороны, ему было жаль Фрею, ведь прошло почти двадцать дней.
Фрея глубоко вдохнула свежий воздух.
Лапидиус отвел взор от ее тела, но краем глаза все равно видел плечи, руки, грудь. И видел, что слой ртутной мази следует обновить. Если он и мог ослабить жар в камере, то пропустить очередное втирание средства было недопустимо.
—
— Намажь меня сам.
— Я?! — Он в жизни бы этого не сделал! Это неприлично, крайне неприлично. Но… — Я… я…
— Не можешь из-за того, что я такая страшная?
— Да что ты! Вовсе не поэтому! Э… то есть… я хочу сказать, что ты совсем не страшная, просто… если тебя это не стеснит…
— Нет.
— Ладно. Хорошо. Сейчас принесу мазь.
Лапидиус обрадовался, что можно сбежать. Он заспешил вниз по лестнице. Внизу первым делом запер заднюю дверь и придвинул к ней ящик с образцами, потом схватил мазь, тряпку, ведро воды и, нагруженный, снова поднялся наверх.
За это время ему удалось в некоторой степени справиться со своим смущением. Фрея уже по пояс высунулась из камеры и теперь лежала, измученная и обессиленная. Лапидиус поставил все на пол.
— Сейчас я возьму тебя за плечи и выну. Только сначала отдышись.
Фрея дышала порывисто и неглубоко, пока пульс не выровнялся.
— Марта так же делала.
— Молодец.
— А потом сажала меня на сундук.
— Ах так, — он осторожно вынул ее из камеры и прислонил к сундуку. — Отдохни, сейчас подниму.
— Я… уже не могу сидеть.
— Тогда положу тебя на него. На спину.
Ему было совсем не трудно уложить ее на сундук, она была послушна каждому его движению. Из окна лился яркий свет, освещая ее груди, плоский живот, лоно. Лапидиус сказал себе, что должен смотреть на нее только как врач. Это ему не удалось.
Он пододвинул ведро и стер тряпкой следы последнего втирания. Потом перевернул ее на живот, чтобы очистить и спину. Тут он увидел пролежни и велел ей так лежать. Он принес известковый порошок и присыпал им больные места, потому что ничего другого под рукой не было. После этого занялся втиранием. Нанеся мазь на спину, он осторожно посадил Фрею. Она тут же прислонилась к нему:
— Я… сейчас упаду.
— Не упадешь.