Клеймо Дьявола

Представившаяся его глазам картина заворожила его. Хамал молча смотрел на побелевшие пальцы мужчины, вцепившиеся в подлокотники кресла, на хрупкую девичью фигурку Эстель, чья белокурая головка столь резко контрастировала с чёрными, как смоль, волосами Риммона, на нежные розовые руки, обвившие его шею. Как красивы были они в трепещущем свечном пламени… Он без труда постиг ощущения Риммона. Усмехнулся. Ласки девственницы — что может быть изысканнее и острее для влюблённого мужчины? Не утоляющие жажды, но лишь увлажняющие жаждущие губы, когда сама невозможность соития возбуждает до предела, заставляя пытаться одновременно насладиться воображением и пытаться обуздать его, сладкая и изощрённая пытка… Где ей, глупышке, понять, что он не сможет потом уснуть всю ночь и будет больным ещё несколько дней?

Но был ли он, Хамал, возбужден увиденным? Нет. Ведь было же что-то, от чего вдруг накатила мутная тоска, которую он всю эту ночь старался заглушить и подавить в себе? Гиллель прикрыл тяжелые веки, вспоминая…. Вот оно. Конечно. Мысли! Не мысли Сирраха, нет. Их и не было. Эстель! Впервые в мыслях женщины, ласкающей мужчину, он прочёл… преданность и любовь, желание порадовать и успокоить. Никогда ни в одной женщине он сам не находил такого. Встречал тупую страстность, попадалась не менее тупая жажда наживы, кто-то тешил самолюбие, кто-то искал обеспеченности и крыши над головой… Но ни одна женщина никогда не хотела просто порадовать его, сделать счастливым.

Хамал закусил губу и сощурился. Ему не повезло? А почему повезло Риммону? Риммон — не Невер, и если успехи Мориса можно было бы объяснить его красотой, то Сиррах… Отнюдь не урод, положим, похож на египтянина, чувствуется восточная кровь. Ну, и что? Тут Гиллель услышал шорох в углу гостиной. Рантье. Пёс потянулся после сытного завтрака и развалился на ковре… Да… Вот чем Риммон отличается от него. Собачьей преданностью. Верностью. Любовью. Ну, и что? Ведь Ригель тоже влюблён в Симону, а что в ответ? Дурочка потеряла голову из-за красавца Невера, которому она и даром-то не нужна!

Его мысли были прерваны возвращением Мориса и Эммануэля. Последний рассказывал историю о каком-то монахе из Линдисфарна. Похудевшее и бледное лицо Мориса показалось Хамалу странно одухотворенным, а в его глазах, устремленных на Эммануэля, читалась та же кроткая и ласкающая любовь, что он видел накануне в Эстель. Мысли были теми же. То же желание порадовать и защитить, та же верность и собачья преданность.

Эммануэль поинтересовался, скрестил ли Хамал пальцы на счастье Риммона? Хамал усмехнулся и скрестил. Эммануэль, подняв глаза к небу, попросил у Господа для Сирраха знакомый билет. Потом все погрузились в конспекты.

Прошло несколько часов. На башне пробило полдень. Невер забеспокоился, Эммануэль предложил сходить на кафедру. Хамал задумался. Знаний Риммона едва ли хватило бы для получасовой беседы с профессором.

Догадка озарила его мгновенно.

— Глупости. Он давно в женском портале, голову даю на отсечение. Хотите пари?

Морис переглянулся с Эммануэлем и отрицательно покачал головой. Догадка Гиллеля выглядела весьма правдоподобной. Путь в гостиную девушек лежал через кабинет Вольфганга Пфайфера. Втроём они вышли в коридор и проследовали на кафедру. Хамал заглянул внутрь. Ну, ещё бы! Риммоном там уже давно не пахло. Зато в гостиную Эстель Антонио вносил на подносе огромного фазана, оттуда слышался звон бокалов и раздавался смех Риммона.

— Голова остаётся на ваших плечах, Гиллель, — заметил Морис, входя вслед за слугой в гостиную. Симона, разрезая торт, увидя его, замерла. Шельмец Риммон, подцепив на вилку трюфель, уговаривал Эстель отведать его, низко наклоняясь над вырезом её платья, и если при виде друзей на его физиономии и выразилась радость, то, надо признать, весьма умеренная.

Он заглянул nbsp;к Эстель на секундочку после экзамена, просто сказать, что сдал, и тут она шепотом поведала ему, что в час пополnbsp;

&удни Симона собиралась к профессору Триандофилиди, где она пробудет не меньше часа… Мысль о возможности снова уединиться с Эстель резко изменила расписание дня Сирраха, тут же решившего пообедать в женском портале… Прочтя его мысли и ядовито посмеиваясь над испорченными планами Сирраха, Хамал спросил о переэкзаменовке. Выяснилась, Риммону улыбнулась удача. Помогли ли молитвы Эммануэля или скрещённые пальцы Гиллеля, — неизвестно, но он вытянул билет с Шиллером и даже заслужил похвалу профессора Пфайфера.

Когда обед подходил к концу, Симона, беспомощно оглянувшись на Мориса де Невера, вышла. Морис, поймав скорбный и умоляющий взгляд Риммона, поднявшись, обратился к Гиллелю с галантной просьбой помочь им с Ригелем перевести на немецкий… дидактический опус «Хортулус» бенедиктинца Валафри Страбо. Это необходимо им немедленно. Поняв, что его просто уводят, чтобы не мешать влюбленным, Хамал усмехнулся. Обернувшись у двери, он увидел Эстель и Риммона, уже слившихся в поцелуе.

Господи, что происходит в Меровинге?

Часть 5. Январское полнолуние. Луна в Раке