Клеймо. Листопад. Мельница

Халиль Хильми-эфенди был чиновником старой классической школы, то есть в своей служебной деятельности он придерживался обязательного правила: любой факт, любой случай, происшествие или событие всегда изображать менее серьезным, чем оно есть на самом деле. И будь то град, землетрясение, леской пожар, наводнение или другие стихийные бедствия, за которые человек, естественно, не может нести ответственности, все равно он никогда не изменял своему правилу. Потому-то ночной рапорт начальника жандармерии и взбесил его.

— Клянусь господом богом, я не стану вмешиваться в это дело! Сам будешь расхлебывать!.. — кричал он и бил себя кулаком по голове, рискуя сдвинуть повязку.

Начальник жандармерии в душе понимал, что с телеграммой получилось неладно. Когда же на него обрушился возмущенный Халиль Хильми-эфенди, он стал путано объяснять, что, увидев во дворе медресе Чинили раненого каймакама, а потом и других пострадавших — растерзанных, ободранных и окровавленных, — сильно растерялся. Главного секретаря управы в городе не было — уже месяц, как он находился в отпуске, — и вообще никого из властей на месте не оказалось. А тут еще выяснилось, что первый секретарь городской управы Рыфат уже сообщил в стамбульскую газету о землетрясении и его последствиях. Что же еще оставалось делать Ниязи-эфенди? Пришлось телеграфировать в центр.

По требованию каймакама Ниязи-эфенди отстегнул боковой карман, достал блокнот в сафьяновом переплете и прочел текст телеграммы:

«Докладываю: произошло сильное землетрясение. Разрушения значительны. Имеются жертвы. Каймакам тяжело ранен».

Халиль Хильми-эфенди встал на колени на койке, забыв о всех своих телесных повреждениях, и, раскачиваясь, словно хафыз на молитве, принялся корить начальника жандармерии:

— Эх, начальник-бей! Что же ты натворил!. Ай-ай- ай!.. И зачем ты, братец, не в свои дела суешься?:.

Ниязи-эфенди, оправившись от недавнего замешательства, начал злиться. Но, не желая перечить каймакаму и в то же время давая понять, что не потерпит больше попреков, он заговорил с достоинством, подчеркнуто вежливо:

— Как я уже имел честь доложить, первое, что я увидел, — это лежащего посреди двора господина каймакама… Надеюсь, ваша милость не станет этого оспаривать?:. Доктор дает заключение: «Тяжело ранен, возможно, даже умер от кровоизлияния в мозг, да хранит его господь!..» Вы, я думаю, понимаете, эфенди, что город и уезд не могут оставаться без руководства?! Потом вы бы меня сами спросили: «А ты где был, ослиная твоя башка?!» Что бы я вам тогда ответил? Я — солдат. Откуда мне знать, как у вас принято — о чем говорить, а о чем молчать?!

Да, дела складывались скверно. Халиль Хильми-эфенди понимал, что допущен просчет, но он и сам толком не знал, кто именно в такой сложной обстановке должен был взять на себя полномочия и сообщить о происшедшем в округ.

— Ваш покорный слуга не разбирается во всех тонкостях гражданского управления, — снова напирал на те же обстоятельства начальник жандармерии. — Но когда перед моим носом корреспондент какой-то захудалой газетенки отстукивает телеграмму размером в простыню, скажите, господин каймакам, как надлежало мне поступить? Ведь не поставить в известность вышестоящие инстанции было бы в корне неправильно?!

Каймакам всегда вел себя с военными очень осторожно, он их побаивался, особенно таких, как Ниязи-эфенди. Тут надо было смотреть в оба, чтобы не нарваться на неприятность. Поэтому он чрезвычайно обрадовался, что нашел виновного, — уж теперь-то есть, на ком сорвать гнев.

— Ах, значит, все это проделки негодяя Рыфата! — вскричал каймакам. — Нет, только подумайте, что натворил этот подлец! Мало того что он — чиновник государственного учреждения — статейки пописывает, так еще, изволите видеть, отправляет в свою газету телеграмму, которая всех там взбудоражит!.. Хорошо, что вы поставили меня в известность, господин начальник… Этого нельзя больше терпеть. Вот накручу хвост подлецу… И в два счета вышлю отсюда, даже разрешения ни у кого спрашивать не стану. Не посмотрю, что у него рука в Стамбуле, право, не посмотрю… А ну-ка, приведите немедленно этого подлеца ко мне! Хуршид, ты что уставился, как баран, тебе говорю, приведи сюда этого негодяя. А сейчас помоги мне подняться с койки…

Каймакам, конечно, рассчитывал, что, несмотря на его грозные приказания, Хуршид замешкается, а начальник жандармерии ввяжется в спор и станет заступаться за Рыфата. Но Ниязи-эфенди только мрачно молчал, а Хуршид кинулся выполнять приказ. Тогда каймакам крикнул:

— Да подойди же сюда!..