Клеймо сводного брата (СИ)

— Правильно, Сонечка, правильно, — рыком хвалю ее и, не сдержавшись, обхватываю намасленные титечки. Замираю, когда она испускает горячий выдох прямо в головку. Вдруг поднимает алчные до страсти глаза, а я направляю ее соски вперед и прыскаю молоком себе на конец.

— О, — улыбается она и начинает толкаться кулаком все чаще. – Так даже лучше. Как думаешь?

— Очень… Очень… Продолжай.

И она работает руками, пялит глаза и вынуждает в своей голове мысленно уже трахать ее в рот на полной скорости, не обращая внимания на мольбы. Бессмысленные крики о помощи.

— Сука… — рычу и сам начинаю толкаться ей в кулак, пока другой рукой она перебирает мошонку.

И из глубин паха поднимается вихрь пламени, охватывает все тело. Все существо. Вонзается в грудь, душит. Оргазм так близко, что я задыхаюсь. С рыком изливаюсь в ее кулак, но пара брызг попадает на губы, и она…

Да, детка… Она облизывает их.

И пока я пытаюсь прийти в себя, отдышаться, словно пробежал марафон, Соня спокойно встает и уходит из комнаты.

А мне так и хочется рвануть за ней, содрать халат, который она надела по ходу и прохрипеть: Еще. Еще. Еще.

Но все, что я могу, это поднять забытые трусики, прижать к лицу и втянуть любимый, одуряющий запах.

Теперь нам друг от друга никуда не деться.

Глава 36.

Я забегаю в спальню, где тут же прижимаюсь к полотну двери и поднимаю руки к груди, рассматривая обстановку спальни. Тахту, люльку с балдахином. Потом и спящего малыша.

Надо освежиться. Надо стереть с кожи касания Германа, что чувствуются обжигающими солнечными ожогами. Тело все еще наполнено истомой. Жадным желанием повторить все от и до. Каждую секунду порочной помощи…

В душе натираю свое тело душистым гелем для душа, касаясь всех тех мест, которых массировал Герман. Особенно между ног, что тут же заводит во мне новое чувственное цунами. Но чувство вины не дает покоя, и я просто домываюсь и выхожу из ванной, вытирая длинные русые волосы.

Нравственность. Благочестивость. Благоразумие. Верность. Это те качества, что должны отличать правильную женщину от неправильной. Жену от любовницы. Я свято в них верила, весь год понимала, что семья это главное, что не стоит включать эмоции и выговаривать мужу за любовниц. И не выносить мозг насчёт малой доли внимания мне и позже — сыну.

Я хотела семью, но сложно строить то, что второй упорно разрушает. Возможно, именно абсолютная вседозволенность Пети позволила мне расслабиться, забыть о нормах морали. Отдаться во власть массажа. Решиться на это, честно признаться, совершенно немедицинское действо.

Оно было…

Было…

Скорее эротическое. Волнительное. Захватывающее. И все не зря. Мало того, что Герман вернул мне способность быть настоящей матерью, так он показал мне грани чувственности, которую я в себе давно захоронила. Мне очень, очень понравилось благодарить его. Понравилось держать в руках этот твердый ствол, увитый налитыми от напряжения венами, понравилось, что мое естество пульсировало, пока я доводила до оргазма Германа. Понравилось кончать самой, пока он нависал сверху. И было очень волнительно, когда на грудь попали обжигающие капли, а одна даже на губы.

Странный, солоноватый вкус с ноткой горчинки. У меня дикое ощущение, что я его уже чувствовала. Что странно, ведь я никогда даже в глаза не видела сперму.

Прохожу к Славке и улыбаюсь, замечая, что он как раз проснулся. Чем неидеальный ребенок. Теперь нужно взять себя в руки, забыть желание вернуться в комнату к Герману и умолять его взять меня. Нужно вспомнить, что я мать, и покормить сына.

Сначала меняю памперс, одёжку, только после этого подкладываю ладонь под темную головку и беру сыночка на руки. Он смотрит на меня широко раскрытыми глазками, и я даже, как будто вижу, как он раздувает крошечные ноздри. Втягивает аромат моего молока, предвкушает… Стоит моей налившейся груди выпрыгнуть из халата, как он начинает махать ручками и ножками, а стоит соску коснуться его пухлых губ, как он замирает и радостно причмокивает.

У меня при виде этого замирает сердце, так сладко сжимается, что я и сама невольно улыбаюсь.

— Вы прекрасны, — слышу уже до дрожи знакомый мужской голос. Бросаю взгляд на приведшего себя в порядок Германа. Светлый под горло джемпер, брюки со стрелкой, спокойное лицо. Он снова строг и недоступен. Но совсем недавно был в моей власти.

— Спасибо, — прячу улыбку за еще влажными волосами.

— Мне нужно на работу. Ты справишься? — задает он вопрос, а меня пробирает импульсами по всему телу. Наверное, такие слова мечтает услышать каждая женщина, как, впрочем, и о том, что произошло в его спальне.

Я бы точно не отказалась повторить.

— Как обычно… — киваю я, и второй рукой поглаживаю лобик малыша. Герман был бы идеальным отцом.

Он уже ушел, а у меня сжалось сердце от посетивших голову мыслей. Ведь будь я посмелее, скажи я ему о своих чувствах, не сглупи в день знакомства с Петей, когда решила заставить Германа ревновать, возможно все было бы иначе. Возможно мои сны стали бы реальностью. Сейчас я бы качала на руках его сына. Сына Германа.