Клеманс и Огюст: Истинно французская история любви

Признаться, я был очень удивлен и застигнут врасплох тем, что Клеманс упомянула о близкой женитьбе, чтобы успокоить представителей правоохранительных органов. Разумеется, все ее творчество преследовало одну-единственную цель: доказать в конце концов возможность освященного Церковью и сопровождаемого пышными празднествами заключения брачного союза между одним из сильных мира сего и одним из представителей мира обездоленных, униженных и оскорбленных. Но ведь когда я заговорил о нашем с ней союзе, в котором мы оба были одинаково свободны и равны, она меня успокоила. Я еще немного напрягся, чтобы принудить себя забыть, что я осознал тот факт, что она в некотором смысле доминирует надо мной, господствует и властвует, что она, хочу я того или нет, ведет меня за собой, как очередного любовника, как дежурного воздыхателя, включенного в состав ее прислуги. На нее, неизменно приветливо улыбающуюся, потоком изливался золотой дождь, и я под этим дождем уже вымок до нитки. Вместо того чтобы сказать: «Ты заставил меня пойти и посмотреть семикомнатную квартиру рядом с Домом инвалидов, где я вдруг ощутила себя старой шлюхой», — она шептала: «Я не могу там с тобой обниматься и целоваться, Огюст, потому что там ты будешь важно вышагивать, как какой-нибудь посол, а я хочу видеть, как ты бегаешь сломя голову и ходишь вприпрыжку». Выходя из двухэтажной квартиры, расположенной на самом верху башни из стекла и бетона, она не признавалась в том, что все это огромное пустое пространство вызывает у нее головокружение, но говорила, что у нее на примете есть и другие квартиры, которые она хотела бы мне показать, потому что они в гораздо большей степени соответствуют моей изнеженной натуре. Иногда она также мне вдруг говорила: «Я знаю тебя так хорошо, словно я сама тебя и создала», — и говорилось это, вероятно, для того, чтобы дать мне почувствовать, что она действительно все время создает меня, что она ваяет. Порой я задаюсь вопросом: бывает ли счастлива глина, разминаемая пальцами скульптора, при всем том, что с виду она кажется такой упругой и непокорной? Всякий раз, когда на меня изливалось «Милосердие Августа», я признавался в глубине души самому себе в том, что есть некая странность, что я никак не могу удовлетвориться выпавшим мне на долю жребием. Однако ничто так ясно и явно не указывало на мое место, как те случаи, когда я сопровождал Клеманс на различные мероприятия после выхода в свет очередного романа; для меня это была довольно неприятная и тяжелая работа. Присутствие Шарля Гранда рядом со мной в группе зрителей не было для меня утешением. Стоя на трибуне или сидя за столом на площадке под прицелом телевизионных камер, Клеманс сияла и сама испускала яркие лучи, словно светило. Своим видом она как бы уничтожала всех приглашенных, окружавших ее: ее красота заставляла блекнуть красоту других женщин, она затмевала их, а мужчины в ее присутствии начинали казаться просто глупцами. И оставалась только она одна. Ведущий телепередачи, представлявший книгу, начинал с нее и заканчивал ею.

Так вот, Клеманс в третий раз представала перед телевизионными камерами, но мог ли я ожидать такого взрыва? Ведущий провел рукой по волосам и произнес:

— Я уже приглашал вас, Маргарет Стилтон. Это был настоящий триумф, и рейтинг передачи «пробил потолок», то есть превзошел все мыслимые и немыслимые уровни, и я признаю, что в том нет никакой моей заслуги. Тиражи ваших произведений уже достигли ста тысяч экземпляров, а сегодня вы находитесь здесь, чтобы представить нам новый бестселлер, чей тираж всего за две недели достиг трехсот тысяч экземпляров, что является абсолютным рекордом. Ваши сестры по перу, здесь присутствующие, и ваши собратья, коих я приветствую и к коим причисляю и себя, задаются вопросом: «Как далеко она зайдет?» Я хочу сейчас же заверить авторов в том, что, чем дальше она зайдет, тем лучше будет для всех остальных. Кто говорит, что литература у нас переживает упадок? Кто говорит, что люди перестали читать? Но я вижу, вы улыбаетесь, дорогая Маргарет? Не скрываете ли вы от нас какую-то тайну? Ну так поделитесь же с нами вашим секретом! Не бойтесь ничего, ведь вы находитесь не в суде, не перед лицом суровых судей.

— Да нет, как раз именно в суде, — сказала Маргарет. — Я чувствую себя виновной и прошу прощения за свой успех. Я никогда ничего не делала особенного для того, чтобы его достичь, кроме того, что любила. И я сейчас чувствую себя так, как, вероятно, чувствовала себя Фрина [4]перед лицом своих судей, которая не могла сделать ничего, кроме как сорвать с себя все одежды, предстать перед ними обнаженной, постоять в абсолютной тишине и уйти.