Клеменс Меттерних. Его жизнь и политическая деятельность

В то же самое время депутация подносила императору адрес с 10 тысячами подписей из всех слоев буржуазии и интеллигенции. В этом адресе требовали: парламент, свободу печати, выборный суд и полную перемену системы Меттерниха. Чтобы поддержать эти требования, толпа из тысячи граждан демонстративно проходила под окнами дворца с криками: “Долой Меттерниха!”

Под впечатлением этих событий, как и под влиянием личных врагов, которых Меттерних успел себе нажить и при дворе, еще 12 марта было решено пожертвовать старым канцлером для спасения династии. В тот же день по городу уже ходили об этом слухи, которые дошли и до княгини Меттерних в очень оскорбительной для ее гордости форме. На вечере, бывшем в тот самый день у нее, одна гостья обратилась к ней с наивным вопросом: “Разве правда, что вы уезжаете завтра?” – “Почему вы это спрашиваете?” – возразила удивленная княгиня Меттерних. “Потому что нам посоветовали приготовить свечи для предстоящей иллюминации по случаю этого важного события, которое должно завтра же совершиться”.

В понедельник, 13 марта, демонстрации начались перед государственной канцелярией на площади Ballplatz. Ораторы взбирались на импровизированные трибуны и повторяли выдвинутые в адресе требования. Несколько дальше произошла маленькая стычка между войсками эрцгерцога Альберта и демонстрантами. К четырем часам приходят рабочие с фабрик и заводов, и на улице Mariahilfe происходит новая стычка, в которой было несколько убитых и раненых.

В 6 часов 30 минут Меттерних отправился во дворец, куда он экстренно был вызван. В приемной императорского дворца в это время находилась депутация граждан и студентов, которая вела переговоры с эрцгерцогом Карлом. Она требовала прежде всего немедленного удаления Меттерниха. Когда последний явился, эрцгерцог Карл объявил, что только он, Меттерних, может спасти династию, выйдя в отставку. Меттерниху не хотелось расставаться с этой должностью, на которой он пробыл сорок лет. Но его умоляющий взгляд не нашел никакого сочувствия. Все члены императорской семьи молчали многозначительно, а крики с улицы: “Долой Меттерниха!” становились все слышнее и слышнее. Несколько раз Меттерних подходил к письменному столу, чтобы подписать свою отставку, но рука его, как бы ожидая, чтобы кто-нибудь ее удержал, не решалась взять перо. Наконец, приняв театральную позу, как будто дело касалось не отставки, а великой жертвы, он подписался, сказав: “Я исполнил свой долг и прошу Бога, чтобы мое удаление послужило на славу и счастье родины”.

Отставка Меттерниха была встречена с неописуемым восторгом. Город запылал от свечей и ракет, а воздух оглашался песнями.

14 марта была дана свобода печати и организована национальная гвардия из граждан для охраны общественного порядка.

В это время Меттерних покидал государственную канцелярию. На первых порах он поселился у своего знакомого Таафе, но и здесь он считал себя не в безопасности. В день 15 марта, спрятавшись между княгиней Меттерних и неким г-ном Гюгель, он выезжает в закрытом экипаже из Вены.

Дальнейшее путешествие беглецов совершается среди постоянных опасений, что князь Меттерних будет пойман и задержан. В особенности эта идея преследует княгиню Меттерних. Переходя из одного вагона в другой в Ольмюце, она обратила внимание на двух господ, которые ее “...ужасно испугали, – пишет г-жа Меттерних, – потому что одного из них я приняла за студента”. Она успокоилась, узнав, что это два офицера, переодетые в штатское платье. К враждебным проявлениям со стороны народа прибавился более чем холодный прием со стороны властей.

В Фельдберге, где Меттерних остановился отдохнуть, к нему является бургомистр с предложением выехать в 24 часа, так как его присутствие возбуждает большое волнение. До Ольмюца к нему в вагон приходит делегат от коменданта и епископа города, который точно так же просит Меттерниха продолжать свой путь, не останавливаясь в Ольмюце; в противном случае власти снимают с себя всякую ответственность. Приближаясь к Праге, он боится показаться в окне вагона, потому что все станции полны национальными гвардейцами с двухцветными кокардами. “На предпоследней станции перед Прагой мы сошли, – говорит княгиня Меттерних, – и, как воры, которые пробираются, чтобы их не заметили, пошли в деревню, наняли лошадей и поехали дальше, не заезжая в Прагу”.

В Дрездене хозяин гостиницы, в которой они остановились, пришел в ужас, когда узнал, кому он оказал приют, и сейчас же предупредил полицию. В Лейпциге княгиня Меттерних чуть не падает в обморок, услыхав боевые песни на улице. “Я думала, что это поют студенты, но Гюгель успокоил меня, сказав, что это поют солдаты”. В Магдебурге князь Клеменс Меттерних чувствует неутолимую жажду, что приводит в “неописуемый ужас” его преданного друга Регберга, который их сопровождал. Он боится пойти принести князю стакан воды, так как это может вызвать подозрения, а полиция Магдебурга, как и во всех других немецких городах, снимала с себя всякую ответственность”.