В подвале дома на противоположной стороне улицы, того дома, из которого доносился лай собаки, мелькнула тень. Она метнулась вперед, протискиваясь сквозь густые заросли гардении. Сначала я подумала, что это какое-то экзотическое австралийское животное, может быть вомбат. Но у тени вырисовались уши, усы… и, к нашему несказанному облегчению, Клео, перебежав дорогу, прыгнула прямо мне на руки. Мы так никогда и не узнали, где она побывала, не пытались ли какие-то люди прельстить ее содержимым своего холодильника. Как бы то ни было, в результате она приняла решение в нашу пользу.
Все в Австралии было более резким, более ярко окрашенным, в том числе и местные птицы. Я ждала, что, как только Клео оглядится и освоится, она и здесь установит над пернатыми власть террора. Но оказалось, что с австралийскими птицами просто так не сладишь. Воинственные и напористые, как Дама Эдна [21]на Эйч-Ар-Ти, [22]они вовсе не собирались сдаваться без боя и становиться завтраком для кошки.
Клео приворожили яркие краски оперения радужных лорикетов, стайка которых облюбовала грушевое дерево на заднем дворе. Облизывая губы розовым язычком, она предвкушала, какие чудненькие зубочистки выйдут из их красных и зеленых перышек. Но попугайчики дружно ополчились на старую черную кошку. Из их шумного квохтанья стало ясно: Клео лучше к ним не приближаться, а не то они разорвут ее на клочки крепкими клювами, а потом острыми когтями размечут останки по всему двору.
Потом вендетту от имени всего птичьего рода объявила пара сорок. Однажды утром, выглянув в кухонное окно, я увидела Клео. Опустив голову и поджав хвост, она опрометью неслась к дому. Словно пара самонаводящихся торпед, ее преследовали сороки, они то пикировали, то взмывали вверх, издавая пронзительные воинственные кличи. Я бросилась к двери и подоспела вовремя, чтобы впустить бедняжку Клео.
Но даже стены дома не способны были уберечь нас от всех напастей. Как раз когда нам начало казаться, что мы привыкли к жизни на новом месте, нас пришибло сорокаградусной жарой. Я всегда считала себя теплолюбивой. Если столбик термометра поднимался на несколько делений вверх, я это только приветствовала. Я росла в местности, где теплые дни ценились, как редкость, а потому радостно распахнула окна и откинула занавески навстречу солнцу. Лучше бы я этого не делала. Солнце воспользовалось моим гостеприимством — казалось, пылающая алая звезда расположилась прямо в нашей гостиной. Зной захватил дом, как фантастическое чудовище. Никаких приятных дуновений теплого воздуха, которых я так ждала. Жара вела себя агрессивно, проникнув в каждый уголок дома, она распространялась, как некий фантом, пока не заполонила каждый уголок, поднялась до потолка, так что не было от нее спасения.
Руки и ноги у меня отекли, раздувшись вдвое против обычного. Волосы повисли прядями, по ним тек пот. Сердце колотилось, отдаваясь в ушах. Я еле двигалась, по большей части лежала на диване как парализованная. С трудом дотащилась до веревки, на которой сушилось выстиранное белье. Оно так раскалилось на ветру, что могло, наверное, загореться.
Жара была мучительной для всех нас. Но особенно скверно приходилось Клео. Ее черная шкурка поглощала тепло и распространяла его по всему телу, подобно миниатюрной системе центрального отопления. Наша кошка, для которой всегда любимым удовольствием было греться у камина, сейчас валялась на боку, как неживая, вытянув негнущиеся лапы и свесив язык, как сигнал о капитуляции.
Жаркие дни наступили и ушли, а болезнь Роба тем временем прогрессировала, изнуряя его и лишая последних сил. Приступы становились все более частыми и сильными. В двадцать четыре года он получил диплом инженера, но говорить о нормальной работе было немыслимо. Я с ужасом осознала, насколько он ослабел, когда мы как-то с ним вышли, точнее, попробовали прогуляться, — он мог пройти без отдыха только от одного фонарного столба до другого. Гастроэнтеролог, который им занимался, сказал нам, что дозы стероидов, которые принимает Роб, непомерно высоки и так дальше продолжаться не может. Роб согласился обратиться в хирургическую клинику.