Культ Изиды был известен и в Риме. В 50 году до н. э. римский консул требовал разрушить все алтари богини, однако охотников заниматься такой работой не нашлось. В конце концов консул сам взялся за топор и приступил к делу. Эта история указывает и на распространённость культа Изиды среди низших классов, и на то, что он вызывал сильные подозрения у лиц, обладавших авторитетом.
В числе приверженцев Изиды наверняка было множество рабов, ввезённых с эллинистического Востока, и, следовательно, отправление культа могло быть ядром, вокруг которого собирались недовольные. С другой стороны, Изиде поклонялись и многие знатные римлянки. Проперций горько сетует на то, что его возлюбленная Цинтия уже десять ночей подряд не пускает его к себе, храня верность богине Изиде. Ювенал, век спустя, с большим возмущением описывает типичное поведение знатных римлянок — поклонниц Изиды: «И если некая египетская богиня потребует от неё совершить паломничество по Нилу, то она без промедления пускается в путь вверх к истокам реки и возвращается обратно с фиалом святой воды для окропления храма. И при этом она в самом деле верит, что Изида с ней говорила! Можно подумать, у богини нет других дел, как только болтать с дураками!» Римская пропаганда приписывала Клеопатре всё самое дурное, что только можно ожидать от женщины и чужестранки. Клеопатра же присвоила себе титул богини — покровительницы чужестранцев и защитницы тех, кто являлся аутсайдером при римском патриархальном общественном укладе, а именно женщин.
Рим ассимилировал пантеон богов покорённых азиатских народов так же, как до этого ассимилировал греческий пантеон. Новые божества смешивались со старыми и привычными. Процесс облегчался тем, что в тот период главную роль в религиозных верованиях играл определённый образ, а не его наименование. Мать с младенцем могла быть Венерой с Купидоном, Афродитой с Эросом или Изидой с Гором. Позже та же иконографическая традиция плавно и вполне успешно перетекла в другую религию, согласно которой эти фигуры получили имена Марии и Иисуса. Замена имён произошла легко, поскольку суть символического образа не менялась.
Изида была богиней, в которой сочетались характеры самых разных божеств. Её всеобъемлющая природа так воспевается в одном из египетских гимнов I века до н. э.: «О единственная, о всемогущая, к твоим стопам склоняются все народы, воспевая своих богов!» Явление Изиды описывает Апулей в «Золотом осле» (II век н. э.). Луций, рассказчик (который превратился в осла), молится Луне, Царице небес. Он не знает, как правильно называть богиню: Церера ли, Прозерпина, Венера или Афродита, — но просит её вернуть ему человеческий облик. Богиня является ему во сне, ничуть не смущённая его незнанием. «Единую владычицу, чтит меня под многообразными видами, различными обрядами, под разными именами вся вселенная». И только «богатые древней учёностью египтяне почитают меня так, как должно, называя настоящим моим именем — царственной Изидой».
Юлий Цезарь, вернувшись с александрийской войны, приказал установить золотую статую Клеопатры, земного воплощения Изиды, в храме Венеры Прародительницы. Жест Цезаря имел большое значение для Клеопатры, поскольку давал надежду на признание её сына Цезариона. Кроме того, важным являлось и само признание со стороны Цезаря связи между Клеопатрой, Венерой и Изидой.
Как рассказывает Плутарх, она предпочитала появляться на публичных церемониях в священном одеянии богини, претендуя на титул новой Изиды. Описание видения Луция у Апулея даёт примерное представление о том, как могло выглядеть такое облачение: «Прежде всего густые длинные волосы, незаметно на пряди разобранные, свободно и мягко рассыпались по божественной шее; самую макушку окружал венок из всевозможных пёстрых цветов, а как раз посредине, надо лбом, круглая пластинка излучала яркий свет, словно зеркало или, скорее — как верный признак богини Луны. Слева и справа круг завершали извивающиеся, тянущиеся вверх змеи, а также хлебные колосья...» Её одежда — «многоцветная, из тонкого виссона, то белизной сверкающая, то, как шафран, золотисто-жёлтая, то пылающая, как алая роза. Но что больше всего поразило... так это чёрный плащ, отливавший тёмным блеском. Обвившись вокруг тела и переходя на спине с правого бедра на левое плечо, как римские тоги, он свешивался густыми складками, а края были красиво обшиты бахромой. Вдоль каймы и по всей поверхности плаща здесь и там были вытканы мерцающие звёзды, а среди них полная Луна излучала пламенное сияние».