Только раз Клеопатре случалось видеть, как неожидаемое вдруг сбывалось, невозможное становилось возможным. Да разве не была чудом победа Октавиана при Акциуме? Что, если судьба сменит гнев на милость? Если Антоний и завтра будет так же геройски биться, как сегодня?
Клеопатра не хотела видеть его перед сражением, чтобы не отвлечь его внимания от задачи, которую ему предстояло разрешить. Но когда он явился перед воинами на великолепном варварийском жеребце, в полном вооружении, подобный богу войны, и приветствовал их широким дружеским жестом, которым так часто воодушевлял легионы в прежнее время, она сделала над собой усилие, чтобы не позвать его.
Клеопатра удержалась и, когда его пурпурный плащ исчез вдали, снова поникла головой. Не так приветствовали его воины в старые годы, когда он являлся перед ними. Их холодный ответ на его сердечное, дружеское приветствие сулил мало доброго.
XXIII
Дион тоже присутствовал при выступлении войск. Горгий, которого он застал на собрании эфебов, взялся проводить его, и, так же как Клеопатра, они видели дурное предзнаменование в сдержанности солдат.
Архитектор представил Диона юношам, как дух одного умершего, который вскоре должен был улетать прочь в образе мухи. Он мог решиться на эту шутку, так как знал, что в кружке эфебов не было предателя.
Собрание приветствовало Диона, своего бывшего главу, как любимого, воскресшего из мертвых брата; ему же доставило большое удовольствие вспомнить старину и принять участие в прениях.
Антилл, который, впрочем, ушел до прихода Диона, передал молодым людям от имени Клеопатры, чтобы они воздержались от участия в битве. Царица считала преступлением вмешивать цвет александрийского юношества в дело, которое она сама считала проигранным. Она знала родителей многих из них и опасалась, что Октавиан подвергнет жестокому взысканию тех, кто попадет в плен с оружием в руках, тем более что эфебы не принадлежали к войску.
Звезды уже гасли, когда эфебы отправились проводить друга. По дороге они распевали свадебные гимны, которые им не довелось пропеть на свадьбе Диона. Пение сопровождалось игрой на лютнях, и эта ночная музыка на городских улицах возродила миф, будто бог Дионис, покровитель Антония, который часто являлся народу в его образе, удалился от своего любимца в эту ночь с музыкой и пением.
Подле храма Исиды юноши простились с Дионом.
Только Горгий остался с другом.
Он провел его в гробницу Клеопатры, где работа кипела при свете факелов. Леса еще не убрали, но нижний этаж был вполне закончен, и Дион подивился искусству Горгия, сумевшего передать внутренний смысл памятника в его внешней отделке. Стены были сложены из больших квадратных плит темно-серого гранита. Широкий фасад, с массивными воротами, увенчанными крылатым солнечным диском, производил внушительное, почти мрачное впечатление. По обе стороны диска возвышались в сводчатых нишах статуи Антония и Клеопатры из темной бронзы, а над карнизом медные фигуры любви и смерти, славы и безмолвия в египетском стиле, облагороженном греческим искусством.
Массивная медная дверь, украшенная прекрасными барельефами, устояла бы перед осадным тараном. По бокам ее возвышались сфинксы из темно-зеленого диорита. Все в этой постройке напоминало о вечности своей несокрушимостью.
Верхний этаж еще не был отделан. Каменщики и резчики трудились над стенами, выкладывая их темным серпентином и черным мрамором. Огромный ворот стоял наготове, чтобы поднять на вершину здания образцовое произведение александрийской скульптуры. Оно изображало победоносную Венеру со щитом, копьем и шлемом, за которой следует толпа крылатых богов любви, вооруженных луками и стрелами, с Эросом во главе; у ног царицы любви истекает кровью побежденный трехглавый цербер — смерть.
Друзья не успели осмотреть все внутреннее устройство мавзолея, так как Пирр ожидал Диона на берегу после захода солнца, а теперь начинало уже светать.
Когда они подходили к пристани, громадный купол Серапеума засиял ослепительным блеском. Вымпелы и мачты судов точно купались в море золотого света.
Медные и позолоченные фигуры на форштевнях отразились в искрящихся, подернутых легкой рябью водах, а длинные тени весел точно связывали суда черной сетью.
Тут друзья расстались. Дион направился один вдоль набережной к вольноотпущеннику, которому теперь нелегко было пробраться на своей лодке сквозь эту массу судов. Осмотр мавзолея задержал-таки молодого отца, и хотя он был почти неузнаваем, но не мог не упрекнуть себя за неосторожность, которая — он впервые почувствовал это — могла повредить не ему одному.
Флот ожидал сигнала к отплытию. Остальные суда должны были собраться у храма Посейдона. Им строго-настрого запретили сниматься с якоря.
Между ними находилась и барка Пирра. О возвращении на Змеиный остров пока нечего было и думать.
Это было прискорбно. Барина не знала о поездке Диона в город, и, представляя себе, как она будет беспокоиться, оставшись одна, да еще в день сражения, он сам терзался не меньше ее.