Клеопатра

Царица не могла не замечать, что в лагере ей не рады. Стояла невыносимая жара, вокруг палаток вились тучи москитов, и даже богато украшенный двадцативесельный флагман «Антония» не внушал солдатам бодрости. Припасы приходилось экономить. От голода люди становились все злее. А сундуки Клеопатры ломились от сокровищ. Римские солдаты привыкли, что их командиры едят с ними из одного котла и спят на земле; египтянке такая демонстрация равенства была чужда. Антоний отовсюду слышал одно и то же: царицу нужно убрать, но оставался глух к увещеваниям. Даже верный Канидий полагал, что Клеопатре лучше уехать. Она хорошо помнила о судьбе несчастной Фульвии. Даже в Египте женщин-полководцев не очень-то жаловали, что наглядно продемонстрировала недолгая военная карьера ее сестры во время осады Александрии. У нее не было никакого боевого опыта. Ирод не сомневался, что Антоний никогда не расстанется с любовницей, «ибо слух его закрыт для всех, кроме Клеопатры». Когда-то ей уже пришлось отступить, пропустив вперед Цезаря. Отчего не сделать этого снова?

Октавиан объявил войну именно Клеопатре, и она имела все основания желать возмездия. Много лет назад собственные военачальники лишили ее короны и дома, вынудив бежать в пустыню. Царице вечно не везло с посредниками; она не могла доверить свою страну никому, кроме Антония. Ставки оказались слишком высоки: на весах была судьба династии Птолемеев. Если бы Октавиан и Антоний заключили мир, Египет принесли бы в жертву новому союзу. Главная загадка тридцать первого года не в том, осталась Клеопатра в лагере или уехала, а в том, почему женщина, мастерски разрешавшая межнациональные конфликты у себя дома и умевшая смирить гордыню римлян, упорно не желала искать общий язык с приближенными своего возлюбленного. В лагере ее ненавидели и боялись. Многих покоробило то, как она обошлась с отважным Геминием. Друзья Антония и верные ему сенаторы в один голос говорили о том, что «сыты Клеопатрой по горло». Она была мстительной, непредсказуемой, капризной. Прожитые годы и пройденные испытания не сделали царицу более гибкой, чем она была в юности. Клеопатра слишком привыкла к абсолютной власти. Между тем Октавиан заблокировал выход из залива, полчища москитов с каждым днем делались все злее, и в довершение всего в лагере началась эпидемия малярии. Вокруг царила страшная духота. Небольшое облегчение наступало лишь к полудню, когда с запада начинал дуть свежий ветер; за несколько часов он, усиливаясь, уходил к северо-западу и стихал на закате.

Месяцы бездействия изменили расстановку сил. Антоний и Клеопатра, поначалу собиравшиеся заманить Октавиана в Амбрийский залив, оказались заперты в прозрачной синей бухте без малейшего пространства для маневра. Дадим слово Плутарху: «Главная задача полководцев состоит в том, чтобы навязать сражение более слабому противнику и избегать встречи с более сильным». Антоний упустил время и потерял преимущество. В августе ему пришлось обложить данью окрестные города, чтобы накормить солдат. Среди бедолаг с мешками на плечах, которых кнутами сгоняли в лагерь по горным тропам, был и прадед Плутарха.

То, чего не сделали блокада, недуг и мучительная скука, довершили дезертиры. Рабы и восточные царьки бежали из лагеря при первой возможности. Двух беглецов, сенатора и сирийского царя, схватили, подвергли пыткам и казнили в назидание остальным. Антоний, потерявший голову от переживаний, прогуливался по берегу на глазах у вражеских солдат, не заботясь о том, что его могут похитить. Римлянин и раньше был подозрительным, а измена Агенобарба потрясла его до глубины души. Согласно легенде, он перестал доверять даже Клеопатре и начал опасаться, что она собирается его отравить. Чтобы доказать свою невиновность царица якобы приготовила яд и выхватила смертоносный кубок из рук возлюбленного, когда тот уже собирался поднести его к губам. Стала бы она это делать, если бы действительно хотела убить Антония? Яд тут же опробовали на пленном, и устроенный Клеопатрой опасный спектакль возымел действие (сомнительная история. Антоний был единственным защитником царицы и едва ли мог забыть об этом даже в столь подавленном состоянии). Египтянка поссорилась даже с Деллием, все лето набиравшим рекрутов. Стычка произошла за обедом, когда Деллию не понравилось вино. Оно кислое, заявил римлянин, а вот у Октавиана всегда подавали лучшие сорта. Вскоре Деллий сбежал, испугавшись, что Клеопатра хочет его убить. Об этом он якобы узнал от одного из царских лекарей. Угроза для жизни была вполне уважительной причиной, чтобы в третий раз сменить сторону. Деллий уплыл к Октавиану, использовав против Антония то, что Цезарь называл самым страшным оружием: эффект неожиданности. Вместе с ним уплыли планы сражения.