Читаем Клеопатра полностью

Антоний и Клеопатра пытались не поддаваться на провокации. Теперь они поневоле сделались вечными союзниками. Оба недоумевали, как в Риме могли поверить Октавиановой клевете. «Что, во имя богов, он имеет в виду, когда угрожает оружием нам обоим, а войну объявляет лишь одному из нас?» — вопрошал Антоний. Неужели его бывший товарищ хочет посеять вражду между союзниками, чтобы выйти победителем? Полководец был совершенно прав: даже если бы он расстался с царицей, это не помешало бы Октавиану начать против него войну. Неужели кто-то пойдет за человеком, предавшим соратника, друга и родственника? «У Октавиана не хватило смелости бросить мне вызов, — бушевал Антоний. — Он развязал войну тайком, рассчитывая лишить меня не только власти, но и жизни». На стороне разжалованного консула были опыт, ресурсы и народная любовь; он был одаренным военачальником и пользовался поддержкой самой могущественной царской династии Востока. Под его началом находились пятьсот боевых кораблей, девятнадцать легионов, более десяти тысяч всадников. Потеря власти в Риме не тревожила Антония. Треть Сената была на его стороне.

На протяжении двенадцати лет Антоний подозревал, что Октавиан собирается его уничтожить. Клеопатре волей-неволей приходилось с ним соглашаться. Оба оказались правы. Антоний верно полагал, что не сможет соперничать с бывшим шурином в изворотливости и хитрости (Клеопатра могла бы попробовать, но ей было велено не вмешиваться). Какое несчастье, что Антоний сделался предателем, сокрушался Октавиан. Измена друга отзывается в его сердце невыносимой болью. А ведь он настолько верил Антонию, что разделил с ним власть и отдал ему в жены любимую сестру. Он не хотел воевать даже после того, как неверный соратник унизил свою жену, позабыл родных детей и стал раздаривать римские земли отпрыскам чужеземки. Антоний еще может одуматься (но только не Клеопатра. «Я буду воевать с ней хотя бы потому, что она иностранка, — твердил Октавиан, — по природе своей враждебная нам»). Диктатор уверял публику, что Антоний «пусть и неохотно, отвернется от нее, увидев нашу решимость». Разумеется, Антоний не сделал бы этого ни при каких обстоятельствах. Самый верный из мужчин ни за что не бросил бы возлюбленную. Октавиан на это и не рассчитывал. Еще неизвестно, кто из них сильнее нуждался в Клеопатре: тот, кто ее любил, или тот, для кого она была поводом к войне. Без нее Антоний не мог победить. Не будь ее, Октавиан не смог бы начать войну.

Победой при Филиппах Антоний купил спокойное десятилетие. Теперь оно подошло к концу. Осенью они с Клеопатрой перебрались в Патры, ничем не примечательный городок на берегу Коринфского залива. Оттуда они начали возводить линии обороны по всему западному побережью Греции от Акция на севере до Метон на юге. Главной задачей была защита Александрии и всего Египта, которому Октавиан в конечном итоге и объявил войну. Клеопатра приказала чеканить монеты со своим изображением в образе Исиды. Антоний переправлял золото в Рим на подкуп всех и каждого. Он обладал превосходящей военной силой, но посеять смуту в лагере Октавиана было отнюдь не лишним. Основную часть средств предоставляла Клеопатра. Введенные Октавианом военные налоги вызвали в Риме беспорядки. Между двумя сторонами метались перебежчики. Перед римлянами встала подзабытая дилемма: от кого бежать и к кому примкнуть? Личные симпатии, как правило, оказывались сильнее политических принципов. Над Средиземноморьем кто-то будто провел гигантским магнитом, собирая людей в огромный ком. К Антонию присоединились монархи, получившие власть из его рук в тридцать шестом году. Цари Ливии, Фракии, Понта, Каппадокии привели свои армии и боевые корабли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное