Читаем Клеопатра полностью

Список нарушений получился весьма впечатляющим. Царские чиновники захватывали землю, отбирали дома и суда, присваивали деньги, арестовывали невиновных, придумывали несуществующие налоги. Им были известны десятки способов изощренного вымогательства. Ни грек, ни египтянин, ни землепашец, ни жрец не чувствовали себя в безопасности. Клеопатре не раз приходилось защищать простой народ от зарвавшихся мытарей; даже самым высокопоставленным из них случалось попадать в опалу. Главный бальзамировщик быков жаловался на бесчинства стражи. В сорок первом году к царице явилась целая делегация крестьян, умолявших избавить их от двойного налогообложения. Царица снизошла до их смиренной просьбы и отменила налог. Среди необъятной массы папирусов — отчетов, инструкций, петиций, приказов — фигурирует немало жалоб и выговоров. Особенно много их скопилось за первые годы правления Клеопатры. Даже в царском дворце не было порядка: попробуй уследи за оравой охотников и привратников, виночерпиев и стольников, камеристок и швей, дерзких, ленивых и нерасторопных.

Даже в прошениях и жалобах египтяне не уставали восхвалять мудрость, доброту и справедливость своей властительницы. Для них она оставалась утешительницей и защитницей, Исидой во плоти. Подданные взывали к своей царице, когда терпели лишения или страдали от притеснений. И хотя между Клеопатрой и просителями было немало посредников — при дворе имелась должность сортировщика петиций, — самые храбрые и самые отчаянные стремились пробиться к ней, минуя преграды. Таких находилось немало. Прозорливая правительница имела обыкновение объявлять большую амнистию перед религиозной церемонией или отправляясь в путешествие по стране, чтобы услышать, как восторженная толпа в экстазе выкрикивает ее имя. Народ быстро усвоил немудреное правило: если с тобой беда, пиши (или попроси деревенского писца написать) прошение. Клеопатра была в курсе чуть ли не всех проблем с властями и семейных неурядиц своих подданных. Повара убегали. Рабочие устраивали забастовки, уклонялись от налогов, приторговывали краденым. Стражникам задерживали жалованье. Проститутки дерзили богатым клиентам. Женщины избивали беременных жен своих бывших мужей. Чиновники крали свиней и разоряли голубятни. Бандиты нападали на сборщиков податей. Казна пополнялась вяло. В гробницы проникали грабители, каналы засорялись, нерадивые пастухи теряли скот, счета подделывали, людей бросали в тюрьму по ложным обвинениям. Банщики грубили посетителям и были не прочь разжиться их одеждой. Немощные отцы страдали от равнодушия дочерей. Почтенный торговец чечевицей жаловался на продавцов тыквы, выживавших его с базара: «Они приходят затемно, садятся напротив и начинают торговать своей тыквой, не подпуская покупателей к моей чечевице». Нельзя ли ему продлить аренду за двойную плату? Налоговые споры случались в Египте так часто, что Птолемей Второй запретил законникам браться за такие дела. Кстати, обязаны ли смотрители за священными кошками помогать при сборе урожая? Прошения шли и шли.

Впрочем, у Клеопатры были и другие причины для головной боли. Если женщине, выливавшей ночной горшок, случалось испачкать плащ какого-нибудь прохожего, к делу немедленно приплетали межнациональную вражду. Если банщик по неосторожности плескал на зазевавшегося клиента горячей водой, тот спешил заявить: «Негодяй окатил мне живот и ноги кипятком, он, видно, хотел меня убить». В стране, где греки управляли, а египтяне работали, хватало причин для подспудного недовольства друг другом (неуклюжая женщина и банщик были египтянами, их жертвы — греками. Всего в стране жило около пятисот тысяч греков, причем большая часть в столице). Несмотря на удивительную терпимость, несмотря на знаменитый александрийский космополитизм — среди горожан были и эфиопы, и скифы, и ливийцы, и киликийцы — две несхожих культуры оставались двумя несхожими культурами. Нигде эта несхожесть не проявлялась с такой очевидностью, как в судебной системе. Договор на греческом языке составлялся по греческим законам, а на египетском — по египетским. Египетские женщины пользовались абсолютной свободой, а гречанки зависели от своих мужчин. За одно и то же преступление следовали разные наказания. Египтянин, вздумавший без разрешения покинуть Александрию, лишался трети имущества. Грек платил небольшой штраф. Две культуры существовали параллельно сами по себе, традиции и привычки — как уже успели убедиться Клеопатра и Цезарь — плохо приживались на чужой почве. Греческая капуста, выращенная на египетской земле, необъяснимым образом теряла вкус.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное