Читаем Клеопатра полностью

В конце сентября Клеопатра, скорее всего, уже перебралась на виллу Цезаря. Настало утро триумфа, и фанфары возвестили о приближении полководца; в пурпурной тунике, с лавровым венком над бледным высоким лбом он въехал в городские ворота на колеснице, запряженной четверкой белых коней. Горожане осыпали своего героя лепестками роз. Следом маршировали солдаты в сверкающих доспехах, распевая залихватские оды в честь военных и любовных побед своего командира. Имя Клеопатры шло в этих хвастливых виршах рефреном, и Цезарь не возражал. По традиции, во время триумфа демонстрировали трофеи и глумились над побежденными: от Марсова Поля до Виа-Сакра, мимо цирка, вверх по Капитолийскому холму пронесли чучела Ахилла и Потина вместе с нильскими пейзажами и макетом Александрийского маяка. Толпа провожала их одобрительным гулом. Египетская платформа была отделана полированным черепаховым панцирем, новым для Рима материалом, одним из дорогих трофеев, добытых Цезарем в иноземных походах. За триумфом непременно следовали пиры и гулянья: единоборства атлетов, театральные постановки, скачки, музыкальные конкурсы, уличные зверинцы, игры и гладиаторские бои. Обыватели высыпали на улицы, дома пустели, и Рим на три недели превращался в рай для воров. После египетского триумфа устроили потешное морское сражение, специально для которого выкопали искусственное озеро. В показательном бою принимали участие четыре тысячи гребцов и несколько поверженных египетских кораблей, которые, как утверждает Сенека, по такому случаю подняли со дна и перевезли через Средиземное море.

Цезарю не обязательно было иметь под рукой Клеопатру, чтобы убедить сограждан, что в ее царстве он не терял времени зря. Щедрость, с которой он тратил ее богатство, произвела на римлян должное впечатление. Солдаты и командиры были на высоте. Каждого римского гражданина одарили четырьмястами сестерциями — что приблизительно равнялось среднему доходу за три месяца — зерном и оливковым маслом. Сама Клеопатра едва ли горела желанием участвовать в процессии: в те дни она была не единственной в Риме женщиной из рода Птолемеев. По традиции шествие замыкала толпа захваченных в походе невольников (от их количества зависел престиж полководца. Помпею однажды пришлось позаимствовать чужих пленных). Каждый триумфатор стремился заполучить экзотического пленника: в африканской процессии Цезаря — последней в сорок шестом году — участвовал пятилетний царевич, которому, благодаря странному капризу судьбы, предстояло сделаться зятем Клеопатры[29]. У египетского триумфа была своя изюминка, пусть и не столь оригинальная, как маленький темнокожий царевич или загадочный камелопард. По улицам провезли младшую сестру Клеопатры Арсиною, закованную в золотые цепи. За ней следовали рядовые пленные и трофеи египетской кампании. Их вид, призванный поразитьпублику, на деле смутил собравшихся. Зрелище оказалось слишком уж непривычным. «Никогда прежде римские улицы не видели свергнутой царицы в цепях», — объясняет Дион. Глядя на Арсиною, толпа преисполнилась ужасом и жалостью. В глазах горожан заблестели слезы. Пленница напомнила им о бедствиях недавней войны, от которой пострадала почти каждая семья. Клеопатре стоило бы проявить к родной сестре хотя бы каплю милосердия. Она сама лишь чудом избежала подобной участи.

С высокопоставленными гостями было не меньше мороки, чем с высокопоставленными пленниками. Еще неизвестно, кто из сестер доставил римлянам больше хлопот: царственная невольница, которую прогнали по улице за колесницей Цезаря, или чужеземная царица, поселившаяся на его вилле. Арсиною вскоре переправили через Эгейское море в храм Артемиды Эфесской, беломраморное чудо света. Ее старшая сестра провела зиму на берегу неприветливого Тибра. Она наверняка предпочла бы вернуться в Александрию, но сезон навигации должен был открыться только в марте. В ноябре Цезарь внезапно покинул Рим, и царица осталась одна. Полководец спешил в Испанию, где сторонники Помпея подняли очередной мятеж. Клеопатре было не привыкать к дурному климату, — пустыня на западе Синая не самое гостеприимное место на земле, — но зимой на вилле сделалось слишком неуютно, и живописный вид не спасал положения. Рим не спешил привечать гостью. Зима выдалась сырой и холодной. Латынь давалась гречанке нелегко; царица попала во враждебную языковую среду. И все это в городе, где женщины пользовались равными правами с детьми и домашним скотом. Сорок шестой год стал самым длинным в жизни Клеопатры, и не только из-за реформы календаря.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное