Читаем Клеопатра полностью

Обстановка вокруг гордой царицы и безутешного философа все больше накалялась. Поглощенный военными заботами, Цезарь не спешил решать другие проблемы, не менее важные, по мнению его сограждан. Список дел выходил весьма внушительный: реформа суда, сокращение расходов, восстановление казны, введение общественных работ, признание новых граждан, исправление нравов, возвращение былых свобод. Иными словами, «спасение самого славного из городов от окончательного падения». Цицерон вместе со всеми пытался постичь мотивы диктатора: задача, обреченная на провал в сорок пятом году и по сию пору весьма неблагодарная. Полководца осыпали всеми мыслимыми почестями, почти обожествляли, точно какого-нибудь восточного монарха. В храмах начали ставить его статуи. Его изображение из слоновой кости, словно образ бога, несли по улицам во время процессий. Цезарь пользовался практически неограниченной властью. (Цицерон тщательно подсчитывал очередные проявления бесстыдства, с подобострастием принимая приглашения на виллу диктатора). В то же время среди римлян подспудно росло недовольство: Цезарь был известен как полководец, выигравший триста два сражения, тридцать раз одержавший верх над галлами, «неустрашимый и непобедимый». Но он же был излишне склонен к компромиссам, не уважал традиции, вел себя как солдат, но не как политик. В городе то и дело случались вспышки недовольства, умело подогреваемые Цицероном и прочими экспомпеанцами.

В феврале сорок четвертого года Цезаря провозгласили пожизненным диктатором. Новые привилегии сыпались на него, словно из рога изобилия. Отныне он должен был носить одежды триумфатора и восседать в кресле из слоновой кости, определенно напоминавшем трон. Впервые в римской истории его изображение стали печатать на монетах. Сообразно обожанию росло и недовольство, хотя Сенат сам «всячески восхвалял и превозносил его, чтобы потом распространять клевету о том, с каким наслаждением он принимает восхваления и с каким высокомерием — почести». Цезарю, быть может, стоило отказаться от такой чести, но не принять подношений означало оскорбить дающих. Трудно сказать, что перевесило, чудовищное эго или немыслимые почести, но эта тяжесть в один прекрасный день похоронила Цезаря. В довершение ко всему, полководец затеял новую грандиозную военную кампанию, не сулившую его согражданам ничего хорошего. Цезарь обратил свой взор на Парфию, страну на восточной границе Рима, до сих пор сопротивлявшуюся притязаниям могущественного соседа. Предстоящая разлука могла разбить Клеопатре сердце, сам диктатор в то время жаловался на здоровье, но Парфия открывала Риму путь в Индию. Пятидесятипятилетний Цезарь задумал поход, обещавший продлиться не менее трех лет. О Парфию в свое время сломалась военная машина Александра Македонского. Цицерон сомневался, что Цезарь вернется назад.

В начале весны сорок четвертого года полководец отправил шестнадцать легионов и большую часть конницы в Парфию, пообещав, что возглавит их восемнадцатого марта. Отдав необходимые распоряжения о том, что делать в его отсутствие — Клеопатра наверняка старалась им следовать, — Цезарь начал спокойно собираться в дорогу, но по городу катилась волна уныния и страха. Кто будет править в городе? Что станет с Римом? Беспокойство было вполне обоснованно: отправляясь в Египет, полководец оставил вместо себя Марка Антония. Тот оказался неумелым и ненадежным правителем и ко всему прочему снискал репутацию расточителя. Тех, кто ждал, когда Цезарь наконец восстановит Республику, смутило зимнее предсказание оракула. По словам пророка, Парфия могла покориться только царю. Стало быть, чтобы одержать победу, диктатор должен был принять корону. Предсказание можно было со спокойной совестью проигнорировать — оракулам в Риме не очень-то верили, — но оно отчасти объясняло, отчего Цезарь поселил Клеопатру на своей вилле. Конечно, у диктатора могли появиться царственные амбиции, однако он и сам должен был прекрасно понимать, что не годится для престола. Цезарь слишком долго пропадал в походах, чтобы разбираться в римских делах, и был чересчур властным там, где монарху надлежало проявлять терпение и мудрость. Для того, кто не мог царствовать сам, было вполне естественно искать близости царственной особы.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное