Клеопатра

С той поры как Антоний и Клеопатра поженились, царицу не покидает горькое чувство, что она царствует в одном только Египте. Разумеется, царство изрядно увеличилось, оно приблизилось к границам некогда Великого Египта; разумеется, для дочери незадачливого Птолемея Авлета достижение было значительным, взлет впечатляющим, но ведь все держится, по существу, на ее союзе с Антонием. Октавиан, Октавия и Ирод единодушно считают это слабостью Антония и преимуществом Клеопатры.

Вот уже семь лет, как они живут вместе. Она дала Антонию двух близнецов и маленького Птолемея. Не тара ли подумать о том, чтоб оформить династические интересы? Надежней всего было бы обеспечить будущее, упрочив ее личный союз с Антонием. Когда будет провозглашено, что после ее ухода Цезарион наследует такое-то и такое-то царство, а Клеопатра Селена и Александр Гелиос другое, а маленький Птолемей еще одно, когда об этом будет заявлено громогласно, с соблюдением надлежащих формальностей и церемоний, тогда приутихнут все интриги. Да и к тому же ее союз с Антонием будет рассматриваться как совершившийся факт, а не как преходящее обстоятельство.

Клеопатре были знакомы политические уловки: затаиться и ждать, — это тактика, которую по отношению к ней практиковал все тот же Ирод. Разве не прибегала она к ней, пока не встретила Цезаря, да и позже, когда после мартовских ид наступили тяжелые времена? Ей ведомы были все козни и происки дворцов, где обитали цари, чья судьба зависела от воли могущественного соседа: Так повелось в этом уголке света с незапамятных времен. В прошлом, удаленном от Клеопатры более, чем Клеопатра удалена от нас, Египет был великой державой, ему случалось мериться силами с другими великими державами по ту сторону сирийской пустыни, доводилось побеждать и терпеть поражения, с бегом столетий города и государства росли, рушились, исчезали, на их месте возникали новые. Устоял один лишь Египет. Теперь ему предстояло сыграть свою прежнюю роль и обрести былое могущество, начертать это знаками столь же вечными, сколь вечны знаки, начертанные на гранитных обелисках.

То были, несомненно, идеи зрелого возраста. Необходимость упрочить будущее делалась все настоятельнее. Тридцать пять лет для египетской царицы — это долголетие, к тому же вступление в опасный возраст. Антония не станут уже прельщать ни Мариамной, ни беднягой Аристобулом. Клеопатра Луна станет угрожать матери не ранее чем лет через двенадцать. Не существует такой царевны из рода Лагидов, которую кто-то мог бы подсунуть Антонию вместо Клеопатры. Она сотворила вокруг пустоту. Но есть еще Октавия и Рим.

Однако в этом ощущается своего рода преимущество: Клеопатра может быть уверена, что ее старший сын Цезарион никогда не выступит против нее. Если сын Цезаря попытается пойти на сговор с Римом, это может стоить ему жизни. Впервые в истории она отвратила рок, тяготевший над Лаги дамп, разорвала цепь семейных убийств, нарушила хоровод кровосмесительных браков, толкавших сестру на умерщвление сестры и дочь на уничтожение матери. Более того, ее судьба не зависит теперь от Рима, но от нее самой, от ее умения создать политическое устройство, способное противостоять Риму. Она уже не пугается теперь при мысли, что Антоний вдруг переменится к ней. Речь не о том, чтобы поссориться с Римом или же уговорить Антония отказаться от Октавии. Речь о том, каким образом устроить их жизнь вне Рима. Как если бы Рим не существовал вовсе. Или скажем по-иному: как если бы Рим существовал там, где правит Антоний.