Клеопатра

Слишком рискованно, конечно, черты этого доблестного потомства выводить из характера одного только Антония, основателя генеалогического древа. Тем не менее родственная близость достаточно объясняет причину, по которой все историки и литераторы, воспевающие потомков Антония, явившихся одновременно наследниками Октавиана, так ополчаются на Клеопатру. Началось это еще с битвы в Амбракийском заливе. Для Горация Клеопатра — гении зла, для Вергилия — божественное чудовище. Но уже вскоре уровень полемических выпадов снижается. Для Проперция, несколькими годами позже, она превращается в шлюху из трущоб Александрии.

Так изображают Клеопатру «чисто римские» авторы. В том же духе пишет и Иосиф Флавий, сторонник Ирода, который поспешил в Александрию, едва ему стало известно о смерти Клеопатры. Он привез с собой «пустяковую» сумму в восемьсот талантов, желая тем самым укрепить свою дружбу с Октавианом. В качестве ответного дара он получил Иерихон с его окрестностями, пожалованный некогда Антонием Клеопатре, несколько городов в Сирии, личную охрану Клеопатры и воспитателя ее детей в придачу, чтобы придать ему немного лоска, поскольку он превращался теперь в заметную персону.

Что до Октавиана, то через три года он становится императором Августом, чья мудрость, милосердие и прочие добродетели нам хорошо известны.

Здесь останавливается история и зарождается легенда. Одним из ее создателей можно считать самого Августа, уверяющего, что добродетель молодого Октавиана не поддалась колдовским чарам, которым простой смертный противиться был бы не в силах. Потрудились позднее и потомки Антония, ставшие наследниками Августа и желающие, чтобы преемники Октавиана-Августа были одновременно потомками богов. Клеопатра приобретает атрибуты богини Венеры, но происходит это как раз в тот момент, когда влияние христианства лишает ее былого очарования, уничтожает вкрадчивое обаяние язычества. Однако о ней вспоминает, естественно, Запад, когда изобретет романтическую любовь, любовь-страсть эпохи крестовых походов. В Сирии, в столь часто посещаемых Антонием и Клеопатрой местах, крестоносцы, прочтя сделанные по велению императоров надписи, увидят в них не свидетельство злых чар Клеопатры, а знаки куртуазного служения рыцаря своей даме.

И эта женщина-царица, которая получила в жизни, по существу, столь мало любви, которой приходилось искать в Риме таких соправителей, которые не грозили бы ей смертью, обманутая, покинутая пятидесятилетним Цезарем в возрасте двадцати лет и настрадавшаяся от выходок сорокалетнего Антония, когда ей было за тридцать, становится вдруг торжествующим воплощением любви, второй Еленой Троянской.

Поразительно, но благодаря этой репутации мнимой счастливицы создался культ Клеопатры, управлявшей своей судьбой и дерзнувшей действовать наподобие мужчины, взяв на себя весь груз ответственности. Она сравнялась по уровню с Цезарем и оказалась на целую голову выше единственной женщины античных времен, которую можно с ней сравнить, — Береники, возлюбленной Тита, чья участь дает нам основание вспомнить о том, как обходился с Клеопатрой Цезарь.

Но история дала Клеопатре реванш еще иного рода. Не египетская царица заставила бурлить тайные подземные реки на Востоке. Вряд ли она осознавала их силу и значение в будущем. Вероятно, для нее важнее всего было воссоздание Великого Египта, сотворенного некогда руками ее предков. Но роль Востока она понимала, конечно, до конца. Не менее, чем Цезарь, Антоний или Октавиан. Восток означал богатство, роскошь, особый стиль жизни, и Октавиан-Август в течение своего долгого правления пытался противопоставить ему традиции Рима — его религию, умеренность. Мы можем по достоинству оценить весомость аргументов в спорах давней эпохи. Наставник праведности, которого нам открыли кум-ранские рукописи, жил во времена деда и бабки Клеопатры и Ирода, и внукам Клеопатры суждено было столкнуться с первыми христианами. Рим превратился в оплот новой веры, но сперва им стала Александрия, напоенная соками Востока, которые одурманили в городе Клеопатры и Цезаря и Антония. Минет всего двести пятьдесят лет после смерти Клеопатры, и на римский престол взойдет сирийский жрец солнца, за свою красоту выбранный в четырнадцать лет императором, и его правление станет чередой безумств, жестокостей, безудержных оргий. Имя ему Гелиогабал. Лишь в 312 году, девяносто лет спустя после смерти Гелиогабала, христианство станет официальной религией империи.