Клеопатра

– Все хорошо, – сказала она. – Здесь два платья, одно на всякий случай, на смену, дощечки для письма и все, что нужно. Я успела встретиться с Бренном, сказала, что за час до рассвета будет уходить сирийский купец, и предупредила, чтобы его пропустили. И поскольку он делал вид, что дремлет, я думаю, он обо всем догадался. Зевая, он ответил, что его стража пропустит хоть пятьдесят сирийских купцов, лишь бы те назвали верный пароль – «Антоний». А вот это – письмо кормчему галеры. Ты ее легко найдешь, не ошибешься: маленькая черная галера, стоит на большой набережной, по правую руку, и главное – моряки уже готовятся к отплытию. Снимай с себя этот рабский наряд и переодевайся в ту одежду, что я принесла, а я подожду за дверью.

Когда она вышла, я сорвал себя роскошные одеяния раба, швырнул их на пол и плюнул на них с презрением. Потом я облачился в скромное платье купца, на ноги надел сандалии из невыделанной кожи, повязал пояс с табличками, а за пояс заткнул кинжал. Когда я покончил с переодеванием, Хармиона снова вошла в комнату и придирчиво осмотрела меня.

– Ты все еще слишком похож на царственного Гармахиса, – сказала она. – Кое-что нужно изменить, сейчас попробуем.

Она взяла с туалетного столика ножницы, усадила меня и обрезала мои волосы почти до корней. Потом она нашла краски, которыми женщины обводят и красят глаза, искусно смешала их и втерла смесь мне в лицо, в руки и в белую отметину на голове – шрам в том месте, где меч Бренна впился в кость.

– Ну вот, теперь гораздо лучше, хоть ты и подурнел, тебя не узнать, Гармахис, ты совершенно изменился… Даже я тебя не узнала бы, – добавила она, грустно улыбнувшись. – Подожди, еще кое-что, – она подошла к одному из сундуков, где лежала одежда, и достала из него тяжелый мешочек с золотом. – Возьми. Тебе понадобятся деньги.

– Нет, я не могу взять твое золото.

– Возьми. Эти деньги дал мне Сепа для нашего общего дела, поэтому будет только справедливо, если их потратишь ты. К тому же, если мне понадобятся деньги, Антоний, который отныне мой хозяин, наверняка даст мне столько, сколько я попрошу. Он многим мне обязан и хорошо это знает. Прошу тебя, не трать драгоценное время на пустые препирательства, Гармахис… Нет, все равно ты еще не похож на купца. – Без лишних слов она пересыпала деньги в кожаную сумку и повесила ее мне на плечи. Потом она завязала тюк с запасным платьем и с женской заботливостью положила в него алебастровую баночку с краской, чтобы я мог при необходимости красить ею лицо и руки. Мои расшитые одежды, которые я в такой ярости швырнул на пол, она подняла и спрятала в потайной комнате, куда водила меня. И вот, наконец, приготовления были закончены.

– Мне пора идти? – спросил я.

– Нет, еще немного придется подождать. Будь терпелив, Гармахис, тебе осталось потерпеть меня всего лишь час. А потом, быть может, мы простимся навсегда.

Я с досадой махнул рукой, давая ей понять, что сейчас не время вспоминать обиды, неужели ей это не ясно?

– Прости мой несдержанный язык, – сказала она, – но из горького источника течет горькая вода. Сядь, Гармахис, мне нужно сказать тебе что-то еще более горькое, прежде чем ты уйдешь.

– Говори, – ответил я. – Что бы ты ни сказала, хуже мне не будет, сейчас меня ничто не смутит.

Она стояла предо мною со скрещенными руками, и лучи светильника падали прямо на ее прелестное лицо. Я равнодушно отметил про себя, что она очень бледна и что вокруг ее бездонных черных глаз пролегли большие темные круги. Дважды она поднимала голову, чтобы начать говорить, и дважды ее голос отказывал. Когда же наконец она заговорила, я услышал хриплый шепот.

– Я не могу отпустить тебя, – промолвила она. – Не могу отпустить, не открыв правды. Гармахис, это я предала тебя!

Я с проклятием вскочил на ноги, но она поймала мою руку.