Клеопатра

Рассмотрев все это за какой-то миг, я взглянул на лицо – лицо той, которая соблазнила Цезаря, погубила Египет и которой суждено было в будущем отдать Октавиану власть над миром. Я увидел безупречные греческие черты: округлый подбородок, пухлые изогнутые губы, точеные крылья носа, похожие на изящные раковины тонкие, совершенной формы уши. Я увидел низкий широкий, гладкий, как мрамор, красивый лоб, кудрявые темные волосы, струящиеся тяжелыми волнами и сверкающие на солнце, полукруглые брови и длинные загнутые ресницы. Она предстала предо мной во всей пышности своей царственной красоты и величия. Ее изумительные глаза, цвета кипрской фиалки, горели. Эти спокойные очи, казалось, были наполнены тайной, непостижимой как ночь в пустыне, как переменчивая ночь, которая то проясняется, то вновь сгущается, то озаряется неожиданными вспышками света, рожденного в звездных глубинах неба. Это чудо я заметил сразу, хотя и не умею описать его достойно. Но с первого же взгляда я понял и то, что сила Клеопатры заключалась больше не в ее несравненной красоте, а в том лучезарном сиянии ее горячей, неукротимой души, которое пробивается сквозь телесную оболочку. Ибо была она подобна живому пламени, и подобных ей женщин не было и никогда не будет на земле. Даже когда она погружалась в задумчивость, сквозь нее светил огонь ее пылкого сердца и озарял ее. Но когда она пробуждалась, из очей ее вырывались молнии, а на устах начинала играть сладостная музыка речи!.. Нет, не найдется слов, достойных, чтобы описать Клеопатру. Величественная красота, дарованная женщине, соединилась в ней с мудростью, которую мужчины отвоевали у небес. Но с этой красотой и с этой мудростью уживалось то великое, поистине демоническое зло, которое, не зная страха и презирая любые человеческие законы, играет империями и, улыбаясь, в угоду своим желаниям проливает реки крови. Все это слилось, сплелось в ее душе. Эта смесь и делала ее той Клеопатрой, которую ни один смертный не в силах описать, ни один мужчина не может покорить и ни один мужчина, который хоть однажды ее увидел, уже не забудет никогда. Ее сравнивали с Духом Бури, называли прекрасной, как гроза, и беспощадной, как чума, но все же с сердцем женщины. А о деяниях ее известно всем. Горе этому миру, если на него еще раз падет такое проклятие, если в нем родится еще одна такая женщина!

Когда Клеопатра немного наклонилась вперед, пытаясь понять причину поднявшейся суматохи, наши взгляды на миг встретились. Поначалу ее глаза казались мрачными, темными, как будто они видели нечто такое, чего не осознавал разум. Но потом они вдруг словно ожили, и даже цвет их переменился, как меняется цвет моря, когда по нему проходят волны. Сначала в них появился гнев, потом рассеянное внимание, а после того как она увидела на земле тело поверженного мной нубийца и узнала в нем того самого знаменитого гладиатора, мне кажется, в них появилось некое подобие удивления. По крайней мере взгляд ее смягчился, хотя выражение лица ничуть не изменилось. Но тот, кто хотел прочитать мысли Клеопатры, должен был смотреть ей в глаза, ибо лик ее почти никогда не менялся. Повернувшись, она что-то промолвила своим стражам. Те выступили вперед и подвели меня к царской колеснице. Толпа затихла в мертвом молчании, ожидая моей немедленной казни.

Оказавшись лицом к лицу с Клеопатрой, я сложил на груди руки. Хоть меня и поразила ее ослепительная красота, в душе я ненавидел ее, эту смертную женщину, посмевшую обрядиться в костюм Исиды, эту захватчицу, занимающую принадлежащий мне по праву трон, эту распутницу, расточающую богатство Египта на золотые колесницы и благовония. Окинув меня взглядом, она заговорила своим звучным грудным голосом на языке страны Кемет, который она единственная из всех Лагидов великолепно знала.

– Я вижу, ты египтянин. Кто ты и чем занимаешься? И как смеешь ты избивать моего раба, который расчищал мне путь по улицам моего города?

– Кто я? Меня зовут Гармахис, – бесстрашно ответил я. – Я астролог, приемный сын верховного жреца храма Сети и правителя города Абидос. Сюда я прибыл в поисках счастья. Твоего раба, о царица, я избил за то, что он ударил дубинкой невинную женщину. Это все подтвердят, спроси народ, лгу я или говорю правду, царица Египта.

– Гармахис, – задумчиво повторила она. – Благородное имя, и вид у тебя благородного человека, да и внешность и манеры аристократа.

Потом она подозвала солдата, который видел, что произошло, и выслушала его рассказ. Солдат рассказал все, как было, потому что после моей победы над нубийцем, должно быть, проникся ко мне расположением. Затем она обратилась к девушке, которая стояла рядом с ней с опахалом. Девушка – с кудрявыми волосами и робкими темными глазами, очень красивая – что-то ответила, и Клеопатра велела подвести раба. Солдаты привели великана, который уже снова мог дышать, и женщину, которую он ударил дубинкой.