Клеопатра

Трижды поклонившись, Деллий удалился, и двор замер в ожидании слова Клеопатры. Я тоже ждал, затаив дыхание, когда она, может быть, объявит меня перед всем Египтом своим царственным супругом. Но она ничего не говорила. Просто, продолжая хмуриться, встала с трона и в сопровождении стражников прошла из тронного зала в Алебастровый зал. Придворные стали расходиться, бросая на меня насмешливые презрительные взгляды. Хотя никто не знал всех моих тайн и наших истинных отношений с Клеопатрой, ее решения стать моей супругой, все они завидовали той благосклонности, которую царица являла мне, и теперь открыто радовались моему падению. Однако я не замечал их насмешек, ибо стоял, сраженный горем, чувствуя, как из-под ног у меня ускользает земля и рушится мир надежды.

Глава XIII Об упреках, брошенных Гармахисом Клеопатре, о сражении Гармахиса со стражниками, об ударе, который нанес ему Бренн, и о тайне Клеопатры

Наконец, когда тронный зал почти опустел, я тоже развернулся, чтобы уйти, вдруг один из евнухов ударил меня по плечу и грубо велел задержаться, ибо ко мне должна была выйти царица. Еще какой-нибудь час назад этот негодяй приполз бы ко мне на коленях, но он все слышал, и его отношение ко мне тут же изменилось, он готов был топтать меня ногами – такова уж подлая натура рабов. Теперь он смотрел на меня сверху вниз, ибо нет страшнее позора, чем падение с вершины. Несчастны великие, ибо на каждом шагу их подстерегает падение!

Я развернулся и ответил рабу таким словом, что он, как испуганная собачонка, шарахнулся в сторону. После этого я пошел в Алебастровый зал. Стража меня пропустила, и в середине зала, у фонтана, я увидел Клеопатру и с ней Хармиону, молодую гречанку Ирас, Мериру и еще несколько придворных дам.

– Оставьте нас, – приказала им царица. – Я хочу поговорить с моим астрологом.

И все они вышли из зала, оставив нас наедине.

– Оставайся, где стоишь, – сказала она, впервые за все время подняв на меня глаза. – Не подходи ко мне, Гармахис, – я тебе не доверяю. Быть может, ты нашел еще один кинжал? Что ты хотел мне сказать? По какому праву ты осмелился вмешаться в мой разговор с римлянином? Отвечай!

Я почувствовал, как кровь ураганом промчалась по моим жилам, сердце мое наполнилось горечью и запылало от злости.

– Нет, это ты ответь мне. Что ты скажешь мне, Клеопатра? – дерзко бросил я. – Как же твоя торжественная клятва, принесенная на мертвом сердце вечно живого Менкаура? Ты же поклялась, что объявишь войну этому римлянину Антонию? А где твоя клятва объявить меня своим царственным супругом перед Египтом? – Я задохнулся и замолчал.

– Кому, как не тебе, говорить о клятвах, Гармахис, сам-то ты никогда клятв не нарушал! – язвительно произнесла она. – И все же, о непорочнейший из жрецов Исиды, о преданнейший из товарищей, который ни разу в жизни не предал друга; о самый стойкий, самый честный и самый благородный из мужчин, не променявший свое право на трон, свою страну и свои идеалы на преходящую женскую любовь, – и все же, почему ты считаешь, что я нарушила свое слово?

– Я не стану отвечать на твои насмешки, Клеопатра, – сказал я, изо всех сил сдерживая охватившую меня ярость, – ибо я заслуживаю того, чтобы их слышать, хоть и не от тебя. Я объясню тебе, почему я так считаю: ты поплывешь к Антонию, ты поплывешь к нему, как сказал этот римский прислужник, «в сиянии красоты и лучших одеяниях», и станешь предаваться веселью с тем, чей труп должна бы выбросить на растерзание стервятникам. Откуда мне знать, быть может, ты решила расточить сокровища, которые похитила у Менкаура, сокровища, хранившиеся тысячелетия на черный день Египта, или потратить их на буйные пиры, которые увенчают бесславный конец Египта? Вот почему я решил, что ты преступила свои клятвы и обманула меня, одурманенного любовью и свято верившего тебе. И еще потому, что ты, только вчера вечером обещавшая сочетаться со мной браком, сегодня осыпаешь меня ядовитыми насмешками и оскорбила перед римлянином и всем двором.