Клеопатра

Вот он уже перед курией. Спускается с носилок. Он — сухой, невозмутимый, как обычно; малоподвижный в своем золотом лавровом венке и пурпурной тоге, тоже отделанной золотом. Перед зданием его встречает группа заговорщиков с Брутом и Кассием во главе. Их нервы напряжены до предела: они ждут императора уже четыре часа; в течение этого нескончаемого срока жена Брута, Порция (нелишне напомнить, что она была дочерью Катона), уже много раз присылала посыльных, чтобы узнать последние новости. Это было крайне неосторожно. Не привлекла ли она внимание друзей Цезаря? Не подозревает ли сам диктатор, что ему подстроили ловушку, что мечи заговорщиков уже готовы обрушиться на него? И тут один из сенаторов отделяется от группы. Он торопливо подходит к императору, очень тихо говорит ему несколько слов.

Брут и Кассий уверены, что уже разоблачены, и подают другим заговорщикам условный сигнал: лучше заколоть себя собственными кинжалами, чем пасть от руки тирана. Но Цезарь слушает своего собеседника совершенно спокойно. Речь, видимо, идет о каких-то вполне безобидных вещах.

Спуринна тоже здесь. Цезарь окликает его: «А ведь мартовские иды наступили!» Но прорицатель отвечает очень серьезно: «Да, наступили, но не прошли!» И добавляет, что этим утром все авгуры определили начавшийся день как несчастливый.

Верный себе, Цезарь не обращает на это внимания. Он входит в курию. И все еще сжимает в руке непрочитанный свиток с предупреждением о заговоре.

Помещение курии выглядит торжественно, можно даже сказать, роскошно; ее построил Помпей, который смог оплатить столь дорогостоящие работы благодаря добыче, захваченной на Востоке; статуя самого Помпея возвышается в центре зала. Старый завоеватель, тучный и похожий на свинью, изображен нагим, как греческий герой-атлет; в руке он держит земной шар — символ той мечты о завоевании мира, которую Цезарь отнял у него в битве при Фарсале и осуществлением которой намеревается (уже через два дня) заняться сам, если только удача и дальше будет ему сопутствовать.

Антоний еще не вошел в курию. Заговорщики справедливо полагают, что он, даже действуя в одиночку, способен сорвать их план: этот атлет все подмечает, он постоянно живет в тени Цезаря и не стесняется давать волю кулакам. За несколько минут он может уловить, что здесь что-то неладно. Поэтому одному из заговорщиков — несомненно, тому самому, которому бойкими речами удалось выманить Цезаря из дома, — поручают задержать Антония у дверей. Здесь, как и в доме у императора, уловка прекрасно срабатывает: Антоний останавливается у крыльца курии и слушает болтовню своего собеседника.

План заговорщиков очень прост: как только Цезарь сядет на свое место, они его окружат. Таким образом, другие сенаторы не смогут видеть, что происходит. Маневр будет легко осуществить, потому что перед началом заседаний в зале всегда царит суматоха: каждый переговаривается со своим соседом. Всякий раз приходится ждать по нескольку минут, пока все успокоятся и можно будет перейти к делу; из-за этого беспорядка вокруг диктатора неизменно происходит какое-то движение: люди протискиваются к нему, чтобы выторговать для себя ту или иную милость либо подать прошение.

Сегодня первый проситель, который подходит к Цезарю, это один из заговорщиков, Кимвр. Ему предстоит сыграть решающую роль.

Из сидящих на скамьях сенаторов никто не удивляется тому, что Кимвр, старый друг Цезаря, пристает к нему со своими просьбами: ведь диктатор отправил в ссылку его брата. Кимвр умоляет вернуть брата в Рим. Император наотрез отказывается. Кимвр настаивает. Цезарь повторяет свой отказ. Тогда Кимвр опускается на колени и хватает обеими руками тогу императора. Цезарь раздраженно отталкивает его.

Это ключевой момент заговора: сейчас все зависит от ловкости Кимвра — он должен начать стаскивать с Цезаря тогу и тем самым парализовать движения его рук, обнажив шею, которая окажется в идеальном положении для удара мечом.

Маневр удался: в одно мгновение Цезарь лишен возможности двигаться, превращен (как они и хотели) в жертвенное животное, подставленное под тесаки храмовых служителей.

Диктатор кричит: «Но это покушение!» — и пытается освободиться. Он отбивается из последних сил, так энергично, что Кимвр с трудом его удерживает. Что касается заговорщиков, то они растерялись, так как уверены, что их план вот-вот рухнет, и не смеют шевельнуться.

Однако крик Цезаря тонет в общем гвалте, и, как и было рассчитано, другие сенаторы ничего не замечают. Выбившийся из сил и испуганный тем, что остальные заговорщики ничего не предпринимают, Кимвр, чувствуя, что император ускользает от него, бросает своим сообщникам: «Чего же вы ждете?»

Тогда Каска первым вонзает кинжал в Цезаря. Однако лезвие не попадает в цель — Каска, несомненно, метил в сонную артерию — и наносит лишь поверхностную рану под ключицей.