Читаем Клеопатра полностью

Или, если у нее и бывали какие-то недомогания, она их скрывала. В любом случае, никто ни о чем подобном не слышал.

* * *

Тем не менее ее постоянное присутствие рядом с Антонием становится причиной раздоров в армии; часть солдат, пораженные мужеством и хладнокровием Клеопатры, горячо ее поддерживают; другие, которые втайне уже поддались пропаганде Октавиана, возмущаются ее влиянием и видят ее такой, какой ее рисует римская пропаганда: ведьмой, околдовавшей их командира.

В палатках всерьез обсуждают вопрос: ради чего, собственно, они будут сражаться — ради Антония или ради благополучия египетской царицы? И в ходе этих дебатов солдаты все яснее понимают, что ставка в предстоящей битве будет совсем не та, что в битвах при Филиппах и Фарсале: они бросятся на копья врагов не во имя свободы и даже не для того, чтобы отомстить банде убийц, а чтобы раз и навсегда выбрать имя владыки мира и тот порядок, который воцарится во Вселенной. Но разве Октавиан уже не восстановил порядок — в Риме и на тех территориях, которые подчиняются его власти? И откуда же, если не из Города на семи холмах, следует распространять этот порядок по всему кругу обитаемых земель?

Сомнения нарастают и превращаются в страх в тот день, когда самый давний и самый верный соратник Антония, старый Агенобарб, решает перейти к противнику. Антоний еще предпочитает делать вид, будто смеется над этим, и велит отнести предателю, в лагерь Октавиана, те ценные вещи, которые тот бросил, когда бежал; затем объявляет солдатам, что Агенобарб — всего лишь похотливый старик, которому не терпится встретиться в Риме со своей слишком молодой любовницей.

В этом эпизоде ощущается почерк Клеопатры: старик всегда с неодобрением относился к тому, что она пользуется слишком большим влиянием. Как она ни настаивала, он упорно отказывался преклонять перед нею колена и называть ее «царицей царей»; она же пыталась отстранить его от участия в собраниях, на которых принимались важные решения. Он держался до конца, пока малярия не положила конец его упорству; от нее он и скончался — почти сразу же, как прибыл в лагерь Октавиана.

После бегства Агенобарба случаи дезертирства настолько участились, что Антонию расхотелось шутить по этому поводу: узнав, что двое из подчиненных ему командиров — римлянин и вождь арабских кочевников — хотят, в свою очередь, переметнуться к Октавиану, он задержал их и приказал казнить.

Несомненно, именно в это время, в разгар летней жары, случилось еще более тревожное происшествие: на Антония, когда он отправился осматривать укрепления, напала группа вражеских солдат, неизвестно каким образом проникших в его лагерь, — они хотели его похитить.

Он спасся лишь благодаря своей превосходной реакции, пустившись бежать вдоль маленькой дамбы, на которой они застали его врасплох[107]. Ему пришлось во второй раз признать очевидный факт: Октавиан хотел победить его, даже не вступая в сражение; он, Антоний, действительно попался в ловушку, и теперь у него оставался только один выход — попытаться из нее ускользнуть.

* * *

Теперь с ним только пятеро старых преданных соратников: Канидий, самый умный и самый доблестный; Соссий, Октавий и Попликола, которого не пугала перспектива морского сражения; и, наконец, незаменимый Деллий — человек, который организовал встречу в Тарсе и, со времен их первого знакомства, участвовал во всех перипетиях жизни Антония, в его оргиях, в его военных кампаниях, в его переговорах с Римом, в интригах александрийского дворца, в безумствах «неподражаемых».

И вот в присутствии царицы собирается новый военный совет, чтобы разработать план эвакуации. Канидий предлагает отступать по суше, через горы, во Фракию. Там, как он уверяет, их войска получат подмогу от армии гетов, непревзойденных всадников; а когда враг придет туда, они смогут его уничтожить, как при Фарсале и Филиппах, в регулярном сражении, тактикой которого Антоний превосходно владеет.

Клеопатра немедленно выдвигает свои возражения против этого плана. Война будет выиграна на море, вновь повторяет она, необходимо прорвать блокаду Октавиана; что же касается сухопутных войск, то их следует направить через Македонию в азиатские провинции, где они смогут присоединиться к оставленным там семи легионам Антония. Часть людей надо посадить на корабли и переправить на мыс Тенар; оттуда они доберутся до Киренаики и соединятся с четырьмя легионами, которые там расквартированы. Таким образом, одиннадцать легионов будут охранять Египет, и тогда посмотрим, отважится ли Октавиан двинуться на Александрию и преуспеет ли там, где до него потерпели поражение Помпей и даже сам Цезарь: Египет неприступен, еще со времен первых Птолемеев.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное