Прокулей продолжал колотить в дверь, и царице необходимо было принять какое-либо решение. Антоний советовал ей довериться Прокулею. Он вызывал уважение как человек с хорошей репутацией. Но Клеопатра видела вокруг только предательство и теперь не могла никому доверять. Октавиан наверняка хочет украсить свое триумфальное шествие видом бредущей в цепях за его повозкой Царицы царей. Только для этого он готов сохранить ей жизнь. Никогда! Никогда Рим не увидит склоненной головы Великолепной. Под туникой, которая теперь обагрена кровью мужа, у нее спрятан тонкий острый клинок. Это пиратский кинжал, и он станет последним оружием Последней из Птолемеев. Ираида и Хармиона тоже предпочитали заколоть себя мечами после того, как подожгут гробницу.
Тем временем Прокулей, истратив запас угроз и просьб, вспомнил о самом сокровенном в жизни царицы. Он стал говорить о ее детях. «Они станут нищими сиротами, которых лишат всех прав. Может быть, их даже казнят, если ты не выйдешь, – кричал он. – Октавиан готов сохранить тебе трон, если ты не будешь уничтожать сокровища». Прокулея поддержал подоспевший офицер Галл. Он мягко и настойчиво начал увещевать Клеопатру. Царица спустилась вниз на первый этаж, откуда легче было вести переговоры. В тот самый момент, когда она готова была принять условия послов, раздался громкий крик одной из служанок. В один момент она взбежала по лестнице наверх и увидела, как в окно впрыгивает Прокулей, забравшийся снаружи по приставной лестнице. Не колеблясь, Клеопатра выхватила кинжал и замахнулась, чтобы нанести удар в сердце, но Прокулей перехватил руку царицы и, сжав ее до боли, осмотрел платье пленницы в поисках склянки с ядом.
После этого он уже более миролюбиво стал опять призывать ее к благоразумию. Никто не причинит царице вреда, Октавиан уважает ее и готов проявить великодушие к величайшей из цариц.
Клеопатру вели по улицам Александрии, как пленницу, под надежной охраной. Вели по улицам ее города, который еще несколько дней тому назад преклонял перед ней колени. Теперь ее дворец захвачен врагом, и она будет в нем только гостьей, но никогда уже хозяйкой. Самым унизительным было то, что охрану поручили не достойному воину, а вольноотпущеннику, бывшему рабу Эпафродиту.
Двигаясь по дороге к дворцу в сопровождении стражи, Клеопатра вспоминала необъяснимые и поэтому жуткие события прошлой ночи. Приблизительно в полночь, когда на столицу опустилась напряженная тревожная тишина, вдруг с улицы послышался оглушительный шум. Клеопатра услышала пение, крики, звук флейт, топот ног. Так обычно проходили дионисийские шествия. Но какому безумцу пришло в голову в осажденной столице справлять праздник веселого бога? Со времен царствования Птолемея I такие шествия были любимым развлечением александрийцев, но сейчас...
Проснувшиеся горожане выглянули в окна, особенно решительные вышли из домов, но увидели совершенно пустые, темные улицы. Не видно было ни фонарей, ни факелов, в свете которых обычно проходили подобные шествия. Незримая шумная толпа шла по улицам, навевая на жителей невыносимый ужас.
Александрийцы рассказывали потом, что, вместо того чтобы следовать к центру, необъяснимый шум понесся к воротам Солнца, чтобы затихнуть в пустыне, где располагался лагерь Октавиана. Клеопатра в тот момент прошептала: «Бог Дионис покинул город». Из Александрии уходил Бог, которому подражал Антоний и на родство с которым претендовал.
«Плохой знак», – сказали александрийцы. «На его место придет смерть», – подумала царица.
Теперь она осталась совсем одна в Александрии, с которой должна была проститься, и во всем огромном враждебном мире.
Узнав о смерти соперника, Октавиан сказал несколько лицемерных слов сочувствия, а затем приказал собраться жителям города у гимнасия, где когда-то состоялся праздник Дарения. На площади соорудили высокий помост, куда и вошел победитель. Окинув людей холодным насмешливым взором, он объявил о всеобщем помиловании во имя памяти Александра, которого чтит.
Потом победитель хладнокровно приказал найти Антулла, старшего сына Антония. Юноша сразу почувствовал угрозу и попытался вымолить себе прощение. Он подбежал к статуе Божественного Юлия и сначала хотел спрятаться за ней, потом просто упал перед ней на колени, взывая к холодному камню. Октавиан прервал мольбы ребенка приказом отрубить ему голову, что и было выполнено здесь же. Начались поиски Цезариона. Бесполезность поисков только распалила Октавиана. Он решил послать своих людей по тому же пути, по которому следовал из столицы сын Цезаря.
Малыши, оставшиеся на попечении воспитателей, не интересовали Октавиана. В их существовании он не чувствовал угрозы. Его волновали только Цезарион и, конечно, царица. До его триумфального вхождения в Рим она не имела права лишить себя жизни.