Цезарь организовал триумф в честь своих побед в Галлии, Египте, Понте, Африке и Испании. Желающие видеть торжество устремились в город за несколько дней до его начала и занимали места на улицах, ставя тут же палатки. По всему Риму украшали улицы и храмы, расширяли ипподромы, возводили временные арены и пиршественные залы. И вот фанфары возвестили о приближении полководца; в пурпурной тунике, с лавровым венком на голове он въехал в городские ворота на колеснице, запряженной четверкой белых коней. Следом в торжественном строю шли его легионеры, распевая совсем неторжественные песни о победах своего вождя — на поле брани и любви. Как легко догадаться, имя египетской царицы звучало в них постоянно. От Марсова поля до Виа-Сакра, мимо цирка, вверх по Капитолийскому холму пронесли чучела Ахилла и Потина, а также макеты, изображавшие места, где разыгрывались сражения. Среди пленников была сестра Клеопатры — Арсиноя. После триумфа ее отослали в Эфес, в знаменитый храм Артемиды.
"В Риме Клеопатре пришлось столкнуться с проблемой, знакомой любой знаменитости в чужой стране: она почти никого не знала, зато ее знали все, — замечает Шифф. — Ее затянувшийся визит начал тяготить даже ко всему привычную Кальпурнию. Цезарь женился на ней в пятьдесят девятом году и следующие десять лет только и делал, что изменял своей жене направо и налево, не пропуская ни одной юбки. Он переспал с женами почти всех своих соратников и однажды соблазнил не только известную в городе красавицу, но и ее не менее привлекательную дочь. Между отъездом из Александрии и возвращением на родину полководец успел завести роман с женой мавританского царя… Что же касается сограждан Цезаря, то им казались немыслимо скандальными его отношения с женщиной, чье поведение столь мало соответствовало (а в чем-то прямо противоречило) римским нравственным нормам. Римляне глядели на Клеопатру без особой любви, но с огромным любопытством".
Однако Цезарь во время традиционных празднеств в храме Венеры Прародительницы, божественной матери римского народа и покровительницы всех его побед, прямо напротив ее изображения приказал поставить золотую статую Клеопатры в полный рост. Невероятная честь — в Риме еще не научились возводить статуи в честь правителей, не было пока ни единой статуи самого Цезаря. То была неслыханная честь, особенно если принять во внимание, что в Риме до сих пор не было ни одного памятника самому полководцу. Римляне были изрядно шокированы. Клеопатра же, скорее всего, не увидела в том ничего особенного — ее-то трудно было удивить золотой скульптурой после блистательных дворцов и храмов Египта. Ее удручала обстановка, слишком непохожая на родную Александрию. "Клеопатра привыкла к морским просторам, бодрящему соленому бризу, сверкающим на солнце белым стенам и безоблачному александрийскому небу, — описывает это противоречие Стейси Шифф. — Теперь из ее окна не было видно бирюзового моря, закат не окрашивал комнаты багровым светом. Городские постройки не радовали глаз. Рим был однотонным городом, а царица выросла среди ярких красок. Всюду были дерево и штукатурка. Жизнь Александрии была пронизана музыкой, повсюду слышались флейты и лиры, цимбалы и барабаны. Римляне относились к музыке с подозрением, даже неприязнью. Хорошо танцевать или играть на каком-либо инструменте считалось неловким, будто не совсем приличным".
"Сплетни его не интересовали", — пишет о Цезаре Дион Кассий. Зато многих римских деятелей они волновали и даже очень. Цицерона, например.
"Не берусь утверждать, что у Цезаря не было чисто эротических причин вызвать Клеопатру, что не было желания вновь приобщиться к восточной цивилизации, насладиться беседой с женщиной, превышающей блеском ума любую римлянку, — пишет Пьер Деке, — однако решение было, по существу, политическим. Этому поклоннику прекрасного пола Клеопатра была нужна не для того, чтоб скрасить досуг, даже не для того, чтоб бросить вызов ходячей добродетели. Он вновь утверждает новый стиль жизни, с которым уже свыкся на Востоке. Стиль, общий для него и для Клеопатры. Цезарь действовал, несомненно, как суверен, возможно также, они искали форму совместного существования в Риме, форму, способную легализовать впоследствии их союз, быть может, готовили нечто вроде юридического акта, дающего, скажем, право Цезарю считать законными несколько браков одновременно, а также привилегии, превращающие императора в земного бога, союзником которого становится Клеопатра".
Действительно, незадолго до гибели Цезаря появились слухи о грядущем законе, который официально разрешит ему "познать любую женщину, которую пожелает". Светоний пишет, что Цезарю могло быть дозволено законным образом позволить завести много жен, "дабы оставить потомство". Причем жениться он мог на ком угодно, вопреки правилу признавать браки только между гражданами Рима. Более того, был и слух о намерении диктатора выбрать новую столицу, и эта роль предназначалась Александрин.