Клеопатра с парашютом

– Молодец, Рафис, – похвалил работяга, возвышавшийся надо мной. – Спас девчонку, иначе сломала бы шею. Да и тебе кирдык.

– На все воля аллаха, – выбираясь наружу, ответил Рафис. – Увидел, что она падает мне на голову, успел крышку закрыть-то.

– Быстрый ты и сообразительный, – снова одобрил коллегу дядька в спецовке.

– Аллах помог, – пояснил Рафис. – Прямо в ухо сказал: «Скорей задвинь крышка, женщина на нее упадет. Если не поставить крышка, на твоей голова окажется, вместе вниз улетите, и не жить вам. Спеши, Рафис!» Ну я и выполнил волю аллаха. Он мне, Андрей, всегда помогает.

– Вовремя твой аллах голос подал, – согласился мужик. – Ну, чего сидишь, курица? Рафису его бог пособил, а я уж сам, без небесной помощи, скумекал: если ты с размаху мордой в чугунину ткнешься, потом лицо, как лего, собирать придется. Вот и выставил ногу, в мой ботинок ты ткнулась и целая осталась.

– Кровь на коленях, – заметил Рафис.

– Ерунда. Кости не сломала? – деловито спросил Андрей.

Я пошевелила ногами.

– Нет, кожу содрала, и только.

– Поставь за здравие Рафиса свечку, – велел дядька. – Кабы не его сообразительный аллах, вытаскивать мне ваши трупы. Или, в лучшем случае, переломались бы оба в капусту. Аккуратнее надо на каблучищах-то! Чего выпендрилась?

Я медленно встала, увидела, что босоножки валяются рядом, и сказала:

– Спасибо. Вы мне жизнь спасли.

– На все воля аллаха, – откликнулся Рафис. – Иди, женщина, в аптека.

– Купи тапки, – посоветовал Андрей.

– Меня кто-то толкнул, – пожаловалась я, застегивая босоножку.

– Шайтан не спит! – воскликнул Рафис и сделал странное движение обеими руками.

– Идиоты тоже не дремлют, – объявил Андрей. – Несутся паровозами, словно за ними бешеные собаки гонятся. Чумовой народ!

Я вынула из сумки кошелек.

– Как мне вас отблагодарить? Может, сходите пообедать за мой счет?

– Некогда нам по кафешкам шляться! – сердито буркнул Андрей. – Я денег с баб не беру, топай себе. Вали за тапками.

– Иди в аптека, женщина, – повторил по-восточному вежливый Рафис, – возьми липкий лента на колени. Аллах велит людям помогать. Я тебе, ты другому, вот и будет всем хорошо. Правда, Андрей?

– Конфуций ты наш… – загудел мужик.

– Он был китаец, – возразил явно более образованный Рафис.

– Лезь к трубам, расфилософствовался тут! – рассердился Андрей. – А ты не маячь над душой. Жива осталась? Ну и шагай дальше… в тапках!

Две милые женщины в аптеке заахали при виде моих коленей, завели в служебное помещение и обработали ссадины.

– Попейте сладкого чаю, – посоветовала одна.

– И поешьте как следует, – добавила вторая. – За углом есть кафе, там очень вкусная выпечка.

Я послушалась заботливых фармацевтов, устроилась в небольшой забегаловке и заказала капучино с булочками. Плюшки оказались волшебно вкусными, зато напиток такой гадкий, даже хуже, чем в Париже. В столице Франции делают прекрасный эспрессо, но вот латте и другие разновидности кофе готовят отвратительно.

Я быстро съела одну «косичку», перестала трястись в ознобе и уставилась в большое окно, за которым неслась толпа людей с напряженно-суровыми лицами.

Вот вам главное отличие Москвы от, скажем, Парижа и Милана. Россияне мало улыбаются, у них такой вид, словно случилась мировая катастрофа и надо со всех ног бежать куда-то. Французская толпа даже утром течет неспешно, люди спокойно разговаривают. А итальянцы и вовсе еле-еле движутся. Иногда мне кажется, что они и не работают вовсе, а проводят весь день, сидя за кофе с круассанами или над тарелкой спагетти. Хотя, конечно, это неправда. Европейцы много работают, но ухитряются четко разделять жизнь в офисе и вне его. И еще они знают, что при посторонних надо держать спину прямо и не жаловаться всем подряд на свои неприятности, а о неполадках со здоровьем можно говорить лишь самым близким.

В России символ успешности – большая агрессивная машина, золотые украшения, дорогая одежда, шикарные часы. Приходит разодетая в пух и прах дамочка в офис, садится за свой стол и начинает ныть: все у нее плохо, муж дурак, свекровь стерва, дети все нервы измотали, погода отвратительная, работы навалом, начальник рабовладелец, оклад маленький, правительство менять надо, жизнь тяжела, как бетонный блок… Потом поправит бриллианты в ушах и – по новой страдает.

Француженка же прибежит на работу в скромной деловой одежде и на дежурный вопрос коллег: «Cа ва?» – ответит с улыбкой: «Cа ва!»[16] Даже если у мадам дома скандал с мужем, детьми и престарелыми родственниками, ее ответ прозвучит именно так, потому что у парижан признак успешности – отсутствие проблем как в личной жизни, так и на работе.

Вот правительство французы тоже охотно ругают. И устраивают забастовки по любому, на российский взгляд, ерундовому поводу, вроде переноса остановки автобуса от одного угла дома к другому. Но, громко повозмущавшись и заклеймив чиновников позором, французский гражданин посмотрит на часы, увидит, что стрелки показывают семь вечера, и улетит домой, забыв о негодовании. Личное время свято, оно посвящено семье и себе, любимому.