«Мы, два служителя, отвечающие за лампы в храме величайшего бога Сераписа и в находящемся там святилище Исиды, а также Паапис, сын Тониса, и Петорисрис, сын Патефоса, оба отвечающие за лампы в храме величайшей богини Таурт в Оксиринхе, все четверо клянемся Цезарем [Октавианом], богом и сыном бога, перед надзирателями храмов в Оксиринхском и Кинопольском номах, что будем следить за лампами в храмах вышеназванных номов и наливать надлежащее масло для горения ламп в храмах с 1-го дня Тота до 5-го дня Мезори нынешнего первого года Цезаря в соответствии с тем, что поставлялось до 22 года Клеопатры, который также является седьмым. Мы ручаемся друг за друга, и вся наша собственность является гарантией выполнения нами указанных обязанностей»[656]
.Очевидно, что подобные клятвы оказались неэффективными, поэтому в ответ на начавшиеся волнения, центром которых, как всегда, были храмы, Октавиан конфисковал земли храмов и поставил духовенство под начало великого жреца Александрии и всего Египта. Этот новый назначенец отвечал за соблюдение строгих правил, касающихся всего — от одежды жрецов до их поведения. Он также велел установить свои статуи по всей стране. На дальнем юге, в Асуане, появилась огромная бронзовая статуя с большими, глубоко посаженными глазами, как у него самого, а его глаза сверкали «как у лошади, и белки были больше обычного»[657]
. Ее назначение состояло еще в том, чтобы вести символическое наблюдение за границей с Нубией, населенной кочевыми племенами блеммиев и нобатов.Эти находившиеся в постоянном движении племена также поклонялись Исиде, что, вероятно, служит объяснением того, почему, несмотря на свое истинное отношение к Египту и его богам, Октавиан пожелал установить в Филэ статую, изображающую его в полном облачении фараона подносящим мирру, вино и прочие дары Исиде и другим божествам. Его даже стали называть «возлюбившим Птаха и Исиду». Еще дальше на юге, в Калабше, что в Нубии, из громадной скульптурной группы Клеопатры и Цезариона, возлагающих подношения Исиде, на 23-футовом (около 7 метров) входе он приказал вытесать свое изваяние с надписью в картуше «Римлянин, бог Цезарь, сын бога».
Хотя Октавиан традиционно изображался как фараон, который занимал центральное место в египетской культуре, он управлял страной заочно, после того как уехал из Египта в Сирию и летом 29 года до н. э. вернулся в Италию. Несмотря на то что Октавиан и его римские преемники продолжали использовать фараоновский титул «царь Верхнего и Нижнего Египта, владыка Двух Земель, сын Ра», они добавляли еще фразу «обладающий несравнимой властью особенно в любимом им городе Риме»[658]
. Тем самым подчеркивалось, что египетский фараон больше не живет в Египте.Превратив независимое царство Клеопатры в некое подобие своей вотчины, Октавиан относился к египтянам иначе, чем к остальным подданным. Им не разрешалось не только входить в римский сенат, на что они имели право в птолемеевские времена, но даже служить в армии. Таким образом, их положение свелось до уровня крепостных, занимающихся выращиванием зерна для Рима. Границы Египта были закрыты для иностранцев, и совершать поездки можно было лишь при наличии специальной визы. Любому римлянину сенаторской номенклатуры запрещалось без особого разрешения посещать Египет. Одним словом, «римляне <…> научились от Александра зорко следить за Египтом»[659]
. Прекрасно понимая, что рискованно вручать управление этой страной кому-либо из сенаторов, Октавиан назначил человека второго сословия, всадника Корнелия Галла, одного из похитителей Клеопатры, префектом Египта и Александрии. Подавив восстание на юге, Галл приказал сделать мемориальные надписи в храмах, в частности в Филэ, «записать его победы на каменных глыбах пирамид»[660] и даже установить его статуи повсюду в Египте. Имеются сведения, что он «распускал порочащие Октавиана сплетни»[661], за что его обвинили в измене и принудили к самоубийству.