Клептоманка. Надкусанное яблочко

Юра Горюнов, к тридцати годам имевший одну серьёзную ходку, бежал что было сил. А сил у него было хоть отбавляй. Годы тренировок давали о себе знать. Это сейчас он – в отбросах общества, с судимостью, с трудом нашёл работу, а раньше во дворе его называли Юрка Боксёр. И боялись. Боялись слово против сказать, даже косо взглянуть и то боялись. И дворов было много на его боксёрском счету, отца носило по гарнизонам необъятной Родины всё его детство. И везде он мог правильно себя поставить.

Загордился Юрка, в безнаказанность свою поверил, полез в драку как обычно, силушку, в зале накачанную, не рассчитал да и убил. И посадили. А в тюрьме боксёров немного, но обучение проходит быстро – будешь ерепениться, ноги сломаем, будешь с паханом дружить, накормим. Не нравилось Юрке перед туберкулёзным уркой дорогу расчищать, чтобы фраера боялись, а пришлось. Поэтому…

Не хочу на зону! Бежать, бежать, бежать!

Можно у старого кореша пересидеть, а потом из города бочком, бочком, и рвануть по стране автостопом.

– И так, Горюнов. Повторяю вопрос. Почему Вы бежали? – спросил Архипов задержанного.

Автостопом у него не получилось. Первый пост дорожно-постовой службы остановил. Ориентировки получили, каждой автомашине под капот заглядывали, поймали беглеца.

– Чё, молчать будешь, Боксёр? Ты убил Илону Хабарову? – следователь повысил голос.

– Да, не я это, начальник! Не я! – взорвался Юрка.

– Ты ведь кричал, что убьёшь.

– Хотел убить, да. Фуфло гнать не буду.

– А потом чё, передумал? – ехидно спросил Архипов. – Астрологический прогноз не рекомендовал душить женщин, когда Венера вступает в активную фазу?

– Я в бешенство впал, когда отец рассказал, что мать из-за медички умерла. Подкараулил её у станции скорой помощи, поговорить хотел "душевно". Догоняешь?

– Сорвался и задушил?

– Нет! Не шей мне мокруху, начальник! Не моя это работа, – выкрикнул Юрка, поднимая вверх руки в наручниках.

– А чья?

– Откуда я знаю? Не стал я её трогать. Даже разговаривать не стал. Хорошая она была, видно, баба. Ошибся отец, – сказал Юрка и посмотрел в глаза следователю прямо. Честно.

Неужели врёт? На актёра не похож. Регина Ростоцкая, сидящая рядом со следователем, дотронулась до руки подозреваемого, якобы проверяя наручники. Допросная комната качнулась и разлетелась на мелкие кусочки, как брошенная на кафель пьяная рюмка.

Юрка тяжело дышал. В голове пульсировала боль. Эта боль да свёрнутый нос – награда за сотни проведённых на ринге боёв. Убью, суку!

Мать. Сколько она натерпелась по жизни. Из-за него, из-за отца. Он только сейчас начал понимать, сколько горя ей принёс, сколько страданий. Только на зоне почувствовал, что ближе мамы нет никого на свете. И вот её не стало. Ничего, он найдёт эту падлу докторицу и объяснит ей всё по понятиям.

Солнце слепило, приходилось щуриться. Юрка стоял за углом старого здания у станции скорой помощи, сплёвывал, выглядывая из-за осыпающегося кирпича. Надо выждать и без свидетелей побазарить. У входа переминалось с ноги на ногу страшилище из детских сказок. Здоровенная глыба с уродливым лицом заглядывала в лицо выходивших женщин, те шарахались и ускоряли шаг. Конкурент?

Симпатичная блондиночка показалась в дверях неожиданно, увидела громилу, улыбнулась, смущаясь. Страшилище протягивало ей цветы.

– Ой, что Вы, Марк, не надо!

– Вы мне жизнь спасли, Илона, – пробасил человек-гора.

Спасибо, спасибо, благодарю. Бла, бла, бла. Докторица не кривилась, как все остальные тёлки, а смотрела на уродца просто, по-человечески.

Ишь ты. Жизнь спасла, значит. Может, путает чего отец? Может, не виновата она в матушкиной смерти? Обмозговать надо. Юрка развернулся и ушёл.