Клептоманка. Не все сливки одинаково полезны

– Вы не передумали, молодой человек? В России за такую работу Вас осыпят золотом с головы до ног, – начал по одному загибать пальцы на руке. – Дом, своя лавка, милость царя, заказы от влиятельных русских вельмож. А?

– Нет. Не передумал, – твёрдо ответил молодой человек.

Заманчиво, конечно, но ехать в варварскую страну. Зачем? Гансу и здесь хорошо. Пусть среди немецких оружейников большая конкуренция. Пусть пока он подмастерье у отца и старших братьев, но это только пока. Пусть его молодая жена дважды рожала мёртвых детей. И это под надзором лучшей повитухи в городе! Ничего, скоро всё наладится. Он вот-вот должен получить лицензию и дать присягу гильдии оружейников. Тогда он откроет свою мастерскую, съедет от отца и заживёт своим домом. С семейными ужинами, с мясом по воскресеньям, с прислугой – всё как полагается. И самое главное, жена опять на сносях. Куда ехать? Какая Россия? Не смешите меня, я вас умоляю.

Граф щедро заплатил за пару именных пистолетов, за пополнение фамильной коллекции. Ганс подкинул увесистый кошель, улыбнувшись так широко, что открылась милая щербинка. Нужно отдать долю отцу и можно пропустить пару кружек пива с друзьями. Заслужил.

Дорога до таверны была неблизкая, почти через полгорода добираться пришлось. Сначала через квартал ремесленников пройти, потом через плац, маленькая кирха, остроконечные крыши дворцов знати, торговые дома купцов, рабочие кварталы, судоверфь, порт, и вот, наконец, она – таверна.

В таверне стучали кружки о дубовые столы, скрипели лавки под упругими задами ремесленников, пришедших смочить горло после трудового дня, и тощими задницами бездельников, заливающих зенки с обеда.

– Эй, Ганс, говорят, ты неплохо заработал и сегодня угощаешь, – толкнул вбок пройдоха Мюллер.

– Э, нет, ребята. Вот родится сын, тогда я вас напою до пивных пузырей из носа, – сказал оружейник, приглаживая роскошные усы. Мол, за мной не заржавеет, вы меня знаете.

Гул голосов улетал в сводчатый полоток, пиво лилось рекой. Матросы затянули похабную песню под хохот развязных портовых девок, сидящих у них на коленях. Драка вспыхнула как сухая солома в жаркий день от случайной искры. Слово за слово, толчок в грудь. Петушиные наскоки. А ты кто такой? А ты? И вот пройдоха Мюллер уже сцепился с кадыкастым задиристым пареньком, за которым стояли ещё трое, сплёвывали в нетерпении на каменный пол. Ох и заварушка сейчас начнётся. Но Мюллера нельзя бросать одного. Ганс кинулся на помощь, растолкал молокососов. Как получилось, что толпа расступилась, он стоит один в центре зала, а кадыкастый лежит на полу с вывернутой ногой? Но ведь жив. Жив!

– Сын главного оружейника гильдии, – услужливо зашептали в ухо. – Единственный.

Утром разбавленный кофе с таким же разбавленным молоком помог привести его в чувства. Ганс потрогал затылок, потёр виски, поморщился. Голова болела после вчерашнего смертельно, синяк под глазом саднил, костяшки кулаков разбиты, бравые усы поникли. Но хуже всего была мысль, пульсирующая в такт головной боли.

– Я всё испортил. Шанс получить лицензию равняется шансу стать Папой Римским.

Толстый русский, как будто почувствовал удачу, зашёл в мастерскую ни к вечеру, как обычно, а к обеду. Этот подмастерье из известной семьи станет жемчужиной в его коллекции завербованных мастеров. А потасовка в таверне пришлась как никогда кстати. Да здравствует дешёвый алкоголь и драчливые бездельники!

– Собирайтесь, герр Хельмшмидт. Вам больше нечего делать в этом городе, – подытожил он грустные размышления оружейника.

Посланец царя Петра оставил адрес, откуда завтра в далёкую Россию выходит поезд таких же, как он, ремесленников в поисках лучшей жизни, собранных со всей Европы.

Россия. Бескрайние поля и равнины, непроходимый лес, полевые цветы, редкие деревушки и берёзы, берёзы, берёзы. Хоть и, говорят, богатая страна, но дороги у них ужасные. А кое-где их вообще нет. Разбитая колея, размытая дождями, называется здесь трактом. Жена стонала весь путь. Жарко, душно, а к вечеру ливень поливает каждый день. Возок трясло на ухабах нещадно. Никакие рессоры не помогали. Ганс перекрестился и поцеловал нательный крест. Как бы чего не случилось с животом, как бы не скинула ребёночка. Господи, помоги!

Оружейник запрокинул голову. Небо, тяжёлое, напряжённо-серое, затрещало, как малая одежда по швам. Вспышки молний озарили всё пространство вокруг. Что-то страшное ударило рядом. Ганс присел. Привстал, оглянулся, в возок ударила молния. Огненная стрела прилетела с небес. Наказание Господне? За что? За сломанную ногу сынка главного оружейника? Размышлять не было времени. Возок с женой и поклажей загорелся.

Роженицу удалось спасти. Уложил-усадил её на обочине. Дышишь? Да. Подбежали попутчики, помогли вытащить скарб. Лошадь распрягай! Инструменты спасайте! Тащи, тащи! Тряпьё наживем, пущай горит.

Глядь, а жена уже с ребёнком на руках. Женщины вокруг них кудахчут, охают, ахают, умиляются.

– Живой? – спросил Ганс, а самому страшно.

– Живая, – ответила жена. – Дочь у нас родилась.