Клетчатый плед (СИ)

А там - в лес. Бежать, бежать и бежать, пока у него хватит сил. Хотя их уже сейчас недоставало, конечности предательски дрожали, воздух оказался на удивление холодным и обжигал горло и голую кожу. "Не только твою кожу, её тоже!", одёрнул он себя. Нужно было срочно придумать, во что её одеть. "Ты держись только. Мы вот выберемся, а там я что-нибудь придумаю". Может, в депо пройдём, в вагоны, там потеплее, одёжка какая хозяйственная, может, есть". Он сам не верил в то, что думал. Знал лишь, что делает недостаточно: не так быстро как нужно, не так хорошо. Он уже несколько раз задел её ногами за угол старой конуры и за яблоню, один раз едва не дал её телу упасть, подхватив лишь в последний момент. Ей должно было быть больно, если бы она что-то чувствовала. Самое страшное было нанести ей урон самостоятельно. Он понимал, что им не пережить такую погоню никак иначе как чудом, но хотел сделать всё, абсолютно всё. Выложиться окончательно, так, чтобы его усилия сливались со счастливыми случайностями и позволяли им пробираться всё дальше и дальше в этой игре, не подразумевающей победы. Он не супермен, он даже не умеет им притворяться, но было в этом моменте уже что-то кинематографическое, что-то из фантастики. Как будто герой, пронзённый пулями и уже вроде как погибший, но встающий снова, чтобы продолжить игру. Так и он. Сил не было, но что-то, что даже нельзя было назвать силой, двигало его.

Наверное то, что она всё видела. Нет, она наверняка даже чувствовала, как он отдаётся этому забегу, она была и внешним зрителем и частью его разума, замутнённого и недостатком кислорода, и её болью, и его собственной.

Он уже миновал последнюю грядку и подбегал к углу участка, как сзади раздался крик. Их заметили и скоро догонят. Или нет? Он прислонил её к останкам старого душа и со всей силы пнул ногой забор. Хлипкая конструкция тут же повалилась, открывая тернистый путь к свободе. Его преследователь был всего в паре метров, как от соседей пришла нежданная помощь - в открывшуюся дыру ворвалась псина и, не обратив внимания на замершую в нерешительности пару, бросилась на гвардейца.

Псина была небольшая, но прыткая и агрессивная, и её усилий хватило, чтобы дать нужную фору. Он опять схватил свою возлюбленную и понёс, с трудом продираясь сквозь заросли малины, черноплодки и ещё бог знает чего наружу, на волю, от их осаждённого дома, грозившего сейчас стать им могилой. Ветки хлестали по ним, одежда цеплялась, но другого пути не было. Он хотел, чтобы она видела его героем. Они должны были спастись. Потом, в безопасности, он её расцелует, укутает, замажет ссадины - нет, сначала замажет, а потом укутает, накормит - не мороженным уже конечно, как собирался, а чем-то согревающим. Найдёт где-нибудь деньги. Что-нибудь придумает. Как в детских фантазиях, где всё возможно.

И всё будет хорошо. Не может же вот так, стуком в дверь кончиться их маленький внутренний рай на двоих?

Сзади раздался жалобный визг собаки, удаляющийся куда-то в противоположную сторону. Дворняга получила ботинком, не иначе и теперь удирает. Как и он. Что ж, эта дворняга помогла ему сейчас больше, чем вся человеческая округа за все годы жизни. "Выживу - принесу мяса тебе", подумал он.

И этому был шанс, так казалось. Они продрались сквозь заросли на узкую тропу между огородами. Когда-то здесь они проезжали на велосипедах, он смешно падал ногами в лужу, а она хохотала над таким неумейкой. Сейчас проход был завален по сторонам бытовым мусором так, что он уже не стал бы здесь гулять с девушкой. Он присел на одно колено, поддерживая её тело на бедре другой ноги и тяжело дыша.

Бежать. Надо вставать и бежать. Эту тропу очень легко было перекрыть с обеих сторон, и тогда они в ловушке. Он с трудом шлёпал по всё тем же лужам по направлению к лесу, как вдруг сзади перемахнуло через забор туловище в чёрной форме. Три шага, и их настигли - удар дубинки пришёлся ему прямо по пояснице.

Он рухнул, подогнув колени, и повалился на бок. Её тело упало рядом, оказалось открыто для нападавшего сверху. Непонятно, планировал ли так, или гвардеец что-то не рассчитал и следующий удар пришёлся в её беззащитный живот.

"Зачем ты так?", раздался мягкий, немножко жалобный женский голос. Гвардеец замер, не понимая, как то, что он ударил, может теперь так ровно говорить. Он даже сделал шаг назад, словно его дубинка угодила в привидение и разбудила его. "Мне же больно...", после недолгого молчания продолжил всё тот же голос.

Эта фраза вывела своей неправдоподобностью гвардейца из оцепенения, а лежащего на земле мужчину - из шока от боли.

"Нет! Тварь ты...", он рывком перекувырнулся, успев пнуть противника в ногу - слишком легко, чтобы тот даже хотя бы пошатнулся. Солдат сориентировался, от кого из людей на земле можно ждать отпора и развернулся к нему, вновь занося резиновую дубинку над головой.