Клетка

«И взял Иосифа господин его, и отдал его в темницу, где заключены узники царя. И был он там в темнице. И Господь был с Иосифом, и простер к нему милость, и даровал ему благоволение в очах начальника темницы. И отдал начальник темницы в руки Иосифу всех узников, находившихся в темнице, и во всем, что они там ни делали, он был распорядителем. Начальник темницы и не смотрел ни за чем, что было у него в руках: потому что Господь был с Иосифом, и во всем, что он делал, Господь давал успех».

Быт. 39:20-23

Глава 1. Поле

Июнь 2035

Труха, один из трех мужиков, получивших «черную метку» в белоснежном конверте, «отъехал» в ночь с тридцатого мая на первое июня. Забившись в свою камеру, он, по словам дежурных, долго трясся как осиновый лист, а потом внезапно подорвался со шконки, и его вывернуло. В буквальном смысле слова – наизнанку. Убирать останки Трухи пришлось в респираторах со специальным противорвотным настоем Мичурина: мало кто мог дышать без спазмов рядом с исходящим паром и запахом испражнений кровавым остовом.

Сразу же после побудки, горланя про ежика с дырочкой в правом боку, Карбид выколол себе глаза концом зубной щетки, а потом бился теменем о стену, оставляя пятна, словно краской брызгал, до тех пор, пока не упал. Даже несколько мужиков не смогли его остановить. Словно осатанел.

В полдень Войлок в отчаянии попытался дать винта[3] и угнать БТР. Но был расстрелян с трех постов сразу, осев на землю уже кровавой бесформенной кучей, жадно, судорожными спазмами хватавшей воздух и брызжущий фонтанчиками крови, словно простреленная бочка вина. Что тут скажешь. Повезло…

А в три часа дня дозорные заметили у столба Деда Мороза, который в очередной раз, не сказав ни слова, оставил на привычном месте мешок и растворился в Хмари. На вышке даже не пошевелились. Просто свистнули дневального, который и заволок «почту» на территорию.

Сдвинув пару столов, привычно высыпали на них шуршащую груду новеньких конвертов.

– Киздец, – скрестив на груди руки и наблюдая за раздачей, хмыкнул Физик, мусоля в уголке рта палочку.

– Чего? – не понял Буряк, сидевший верхом на стуле, облокотившись на его спинку.

– В кой-то веки почта исправно работает. Раньше благим матом на нее орали. В очередях толклись, с бабками горлопаня. Шутки шутили. А тут на тебе.

– И то верно, – ухмыльнулся сосед, но тут же подскис. – Если бы не метки эти дурацкие еще.

– Это да, – согласился Физик, языком перемещая палочку из одного уголка рта в другой и наблюдая, как, тряся мослами, неуклюже выплясывает Барби, держа над головой письмо и радостно приговаривая нараспев: «А у меня нету! А у меня нету! Лай-ла! Ла-ла-ла-лай-ла-ла-ла-ла-а…» – Лещенко хренов. Нашел что петь.

Но в этот раз – о чудо! – проклятой метки не оказалось ни у кого!

Распечатывавшие конверты люди не верили своим глазам.

– Живем! – заорал обычно сдержанный Физик. – Гуляй, Рассия-я!

– АУЕ! – откликнулся дружный хор. – Вентилятор!

Мужики заволновались, обрадовались, зашевелились.

– Все, ауешники, по рабочим местам, – скомандовал повеселевший Чулков в окружении таких же жизнерадостных коллег. – Хорош отплясывать. Вечером всем дополнительная пайка! Я сегодня охренеть какой добрый. Давай-давай-давай, выметайтесь отсюда.

– А у меня нету! – победоносно пропел торопившийся мимо охранника Барби, показывая ему конверт.

– Поздравляю. – Тот выхватил конверт и с хрустом смял его в мозолистом кулаке. Потом им же ударил вскользь по челюсти толстяка, почти в нос. – Теперь точно нет.

Барби схватился за ушибленное место. Замер, понурился.

– Ясно?

Обиженно задрожали губы.

– Тебе особо объяснить, тушенка? Че стал? – Охранник сунул Барби его конверт обратно, замахнулся дубинкой, и толстяк поспешно скрылся за дверью.

И все равно вечер удался. Оживленно и наперебой, зачитывая и обсуждая полученные весточки, лебеди кто группками, кто парами заспешили в арестантский блок, словно ручей камень, привычно обтекая трудящегося над полом Богдана.

Блаженный с ведром и шваброй остался в коридоре один. Постояв немного в тишине, он вдруг растерянно закрутил головой и заморгал:

– Почему темно? Почему туман? Богдану надо свет. Богдану не видно, где мыть…

* * *

Рублевая монетка, которой в токарной придали особую форму, открывала смотровое оконце в женскую душевую. Еще подарочек сунешь дежурной – и милости просим. Расписание, естественно, имелось.

Эти моменты Зюзя любил больше всего. Когда девушки работали в прачечной, он любил подглядывать, фантазировать… И, конечно, особливо за лапочкой Асенькой. Золотце калининское. Холеное-береженое.